тридцать тысяч червонцев.
Адмирал приказал немедля доставить к нему пленных. Французы дали слово, что не будут в течение трёх лет воевать против России и поклялись, что деньги принадлежат к их личным сбережениям. Ушаков велел отпустить пленников и вернуть деньги.
Какова же была наша всеобщая радость, когда к нам присоединились два новых семидесятипушечных линейных корабля, пришедших из Севастополя. Одним из кораблей командовал опытного моряка, контр-адмирал Павла Васильевича Пустошкина, старый боевой товарищ Ушакова.
– Повоюем, Фёдор, Фёдорович! – важно говорил он, поднимая к небу перст. Сам живой, худощавый. Так и рвался в бой.
– Повоюем, Павел Васильевич, – соглашался Ушаков. – Да только ты не торопись. Силёнок у нас маловато.
Остров заперли наглухо. Торговые суда, пытавшиеся подойти к Корфу, тут же перехватывались и отправлялись в город Гуино. Французские корабли, стоявшие в гавани города Корфу, несколько раз пытались под прикрытием ночи вырваться, но попадали под обстрел и вынуждены были поворачивать назад. Наши корабли несли бдительную вахту, что нельзя было сказать о наших турецких союзниках.
* * *
Ушаков с Кадыр-беем на канонерской лодке подошли к порту Гуино, находившемуся в пяти верстах от крепости. Генерал Шабо понимал, что у него не хватит сил удержать порт, поэтому приказал уничтожить все, что возможно. При входе в порт были затоплены галеры и старые корабли, чтобы невозможно было подойти к берегу крупным судам. Все здания сожжены или частично разрушены, кроме двух складов. В одном оказалась смола, в другом корабельный лес. Когда-то прекрасное здание венецианского адмиралтейства из белого камня было взорвано. Верфи сожжены. Казармы стояли без крыш с закопчёнными стенами и высаженными окнами. Как только мы смогли высадиться на берег, тут же из развалин к нам потянулись люди. Они обступили адмиралов. Крепкие мужчины просили принять их на службу и дать оружие. Они рвались в бой, чтобы отомстить французам за все обиды.
– Отправляйте всех к графу Булгари, – приказал Ушаков Метаксе. – Пусть займётся организацией ополчения.
Адмиралы осмотрели разрушенные строения. Одна из казарм выгорела не полностью. Решили её отремонтировать и разместить в ней больных с эскадры. Через несколько дней не только казарму, но и многие дома привели в порядок. Вновь задымила кузня и смоловарня. Растащили с фарватера затопленные корабли, и в док на починку поставили два фрегата.
Матросы и местные жители работали с рассвета до заката, порой под проливным дождём, а вечерами вместе хлебали из одного котла. А вскоре, назло французам, стали устраивать шумные вечеринки с музыкой и танцами.
* * *
Поздно вечером я составляли очередную депешу императору. «Святой Павел» слегка покачивало. Сальные свечи коптили и потрескивали. Ушаков ходил по каюте, заложив руки за спину, и диктовал.
Вдруг мы услышали канонаду.
– Это ещё что? – удивился Ушаков.
Все офицеры высыпали на палубу. Увидели, как линейный французский корабль «Женераль» встал против нашего «Троицы» и вступил в перестрелку.
– Что случилось, Ефстафий Павлович, – спросил адмирал у капитана Сарандинаки, находившегося в это время на шканцах.
– Сами видите, Фёдор Фёдорович. Все этот неугомонный капитан Ляжуаль. Пытается прощупать наши слабые места.
Оба корабля заволокло дымом. Но расстояние между ними было большое, Ляжуаль боялся подходить близко, зная возможности нашей артиллерии, поэтому большинство снарядов плюхалось в воду, рикошетя от бортов, не причиняя никакого вреда.
– Может дать команду «Захарии», идти на сближение? – предложил Сарандинаки.
– Селивачёв сам сообразит, – ответил адмирал.
И точно, стоявший ближе всех к бою «Захарий и Елизавета» выбрал якоря, расправил нижние паруса, и двинулся наперехват французского корабля. Пушечные порты открывались, и оттуда грозно высунулись жерла орудий. «Женераль» тут же снялся с места и попытался ускользнуть обратно в гавань, но путь был отрезан. Французу ни оставалось иного пути, как проскочить мимо нашего «Святого Павла».
– К бою! – скомандовал Ушаков.
Корабль вмиг ожил, как после долгой спячки. Надрывались боцманские дудки. Палуба сотрясалась от топота сотен ног. Заскрипели лафетные колеса.
– На всех парусах прёт, – посетовал Сарандинаки. – Проскачет ведь.
– Брандскугелями будем бить? – спросил старший канонир. – Ядра калить некогда.
– Не подпалим. Дождь сильный, – сказал адмирал. – Болванками корму ему снесите.
– Сделаем, – ответил старший канонир.
Тем временем французский корабль приближался. Судя по курсу, он должен был пройти примерно в пятидесяти саженях. Пушкари наводили орудия. «Женераль» первым дал нестройный залп бортом. Половина снарядов упало, не долетев до «Святого Павла». Несколько ядер ударило в дубовую обшивку и отлетело. Пару снарядов все же порвали снасти. В ответ «Святой Павел» огрызнулся крупным калибром. Мы увидели, как на «Женереле» рушится кормовая галерея. Корабль начало болтать: один из снарядов выбил руль. Матросы грянули «Ура!», когда французский флаг, сорванный ядром, полетел в море.
– Получил, месье Ляжуаль? – засмеялся Ушаков. – Больше не сунешься.
– Со «Святого Петра» сигнал, – доложил вахтенный матрос. – Просит разрешить ему ворваться в гавань и взять «Женераль» на абордаж.
– Не разрешаю, – запретил Ушаков.
Через несколько минут от «Святого Петра» отделилась шлюпка и направилась к нам. На палубу поднялся раздражённый Сенявин.
– Фёдор Фёдорович, почему не разрешили провести рейд? – спросил он, резко срывая шляпу.
– А чего бы ты добился?
– У меня лучшая призовая команда, – настаивал Сенявин. – Взял бы этот чёртов «Женераль» на абордаж.
– Не дали бы тебе французы уйти. Потопили бы обоих, – терпеливо объяснял ему Ушаков. – Боны натянули бы, да расстреляли с Видо. И мы ничем бы не помогли.
Сенявин ничего не ответил, но по упрямому взгляду было понятно, что он остался при своём мнении. Волосы его намокли от дождя. Он натянул шляпу на голову, как-то весь съёжился и отвернулся.
* * *
Ушаков, понимая, что крепости острова невозможно взять малой кровью, решил провести осаду по всем правилам. Граф Булгарин собрал из местного населения около десяти тысяч хорошо вооружённых ополченцев. Адмирал сошёл на берег и вместе с графом Булгариным обследовал весь остров, где можно поставить батареи, а где оборудовать позиции, чтобы препятствовать вылазкам гарнизона.
Меня назначили в команду лейтенанта Сардини. В нашу задачу входило поставить батареи на холме Монте-Аливето, против новой крепости Монте-Авррам. Под сильным проливным дождём матросы и ополченцы принялись возводить батареи. Поднимали на холм большие корзины, тут же наполняли их камнями. Пытались вгрызться в каменистую землю. Кирки высекали искры, заступы гнулись, натыкаясь на камни. Но работа кипела с какой-то неистовостью. Впереди, в ста саженях, сквозь струи дождя темнел бастион, на котором мокрой тряпкой болтался французский флаг. Из гавани Гуно, по раскисшей дороге уже тянули гаубицы и единороги. Вдруг я услышал звук сигнальной трубы. На бастионе произошло шевеление. Я обратил на это внимание лейтенанта Сардини. Он вгляделся и вдруг громко скомандовал:
