обнаружив в своей девушке такой неутолимый сексуальный голод, желание экспериментов и умение отнестись с юмором к пугающей для нее реальности.
Армин боялся, что Афина окажется слишком закостенелой и консервативной в вопросах секса, но его девочка распалялась за секунды. Когда бы Армин к ней ни прикоснулся, она уже источала соки, готовая принять его прямо здесь и сейчас.
И если до их первой близости Армин сомневался в своем влечении, хотел больше заботиться об Афине как о пациентке, то сейчас с каждым днём в нем все больше просыпалась жажда к этой девочке. Ненасытная жажда познать ее возможности. Теперь он не мог оторваться от своей девочки ни на секунду.
Ему было трудно поверить, что он продержался целых два месяца и не искал встречи с этой девочкой. Раз познав ее стыдливую страсть, Армину казалось, что он больше никого не возжелает так сильно, как Афину.
С трудом оторвавшись губами от запястья девушки, Армин отстегнул вторую руку, борясь с таким же желанием зацеловать ее вены и на этой руке. Затем он освободил ее стройные ножки и повернул малышку на бок.
Конечно, нужно чтобы она приняла душ, но Армину так не хотелось нарушать сон своей девочки.
Пусть поспит немного. Гигиена сейчас не так жизненно необходима ей, как сон.
Но тут Армин снова завис, не в силах укрыть девушку одеялом.
Конечно, ей прохладно. Но Армин не мог наглядеться на маленькую грудь Афины, безмятежно поднимавшуюся во время вдоха; на ее расслабленный животик, мышцы которого сейчас не сокращались после каждого щекотного прикосновения мужчины; и на ее по-девичьи высокие ягодицы, между которых все ещё находилась черная пробка с белым камушком.
Не удержавшись, Армин накрыл ладонями ягодицы девушки и чуть сжал. Ему хотелось припасть к ним губами. Исследовать каждый миллиметр ее желанного тела. Сорвать сонный стон страсти с ее чуть прикрытых губ. И наконец войти в нее. Сзади. Пусть пищит, малышка. Армин был уверен, что ей понравится и такой опыт.
Как ему хотелось сделать это, пока она такая доступная! Но, как Армин ни был уверен в удовольствии девушки, все же он не хотел опуститься до такого, чтобы брать её в бессознательном состоянии. Хотя потом, когда она испытает с ним больше, можно и разбудить ее таким пикантным способом. Но не сейчас.
Армин закатил глаза и мучительно застонал от дикого желания. Он снова хотел ее. Хотел замучить ее. Хотел быть властным, грубым, но внимательным к ее чувствам. Хотел подчинить её прямо сейчас. Хотел сделать с ней что-то ещё более смелое и в какой-то мере запретное.
Но не сейчас… Пусть поспит.
Но почему не сейчас? Разве она так уж сильно устала? До ночи у них ещё есть время. Афина может поспать и завтра днём.
Армин снова мучительно застонал.
Как ему оторваться от этой малышки? Как?! Как не наброситься на нее прямо сейчас?!
Ещё один мучительный стон.
Как ему хоть немного себя контролировать?!
Похоже, эта девочка Афина вызвала в нем не только привыкание, но и зависимость.
И теперь Армин не мог отойти от своей малышки даже на шаг.
На следующее утро Армин как обычно привез меня в клинику и разместил в палате.
— Почему мы не могли остаться дома? — печально спросила я.
Я прекрасно знала, что Армин ведет офтальмологическую практику через день. Вчера у него как раз был такой день, значит, сегодня у него должен быть выходной.
— Малышка Афина, я бы просто замучил тебя, если бы мы остались дома на весь день, — Армин заправил мне прядь волос за ушко. — И потом, твои родные захотят тебя навестить. Не стоит провоцировать твою маму на новый скандал. Вот так за один день она ко мне доверием не проникнется. Дай ей принять наши отношения.
— Понятно, — все так же печально ответила я.
Конечно, Армин все правильно говорил, но мне было не до разумных решений. Я уже скучала по моему Доктору.
— Малышка Афина, — он пересадил меня к себе на колени, — я тоже не хочу расставаться с тобой даже на несколько минут. Не рви мне сердце. Потерпи немножко. Пообщайся с семьёй.
— Я хочу с Вами, Доктор Армин, — я прижалась к виску мужчины, — может быть можно что-то соврать? Пожалуйста!
— Так… не слушаешься, значит, — нарочито строго спросил он. — Наказывать будем, мою непослушную пациентку?
— Нет, — буркнула я.
Но обида все равно бурлила у меня внутри, а так как врать я не умела, то и сделать вид, что я приняла решение Армина я тоже не могла.
— Доктор Армин, — я попробовала разрулить ситуацию, — не наказывайте меня, пожалуйста. Мне просто очень хочется все время быть с Вами. Я расстроена, и не умею делать хорошую мину при плохой игре. Не наказывайте меня за честность и за преданность Вам.
Мой врач вздохнул, помолчал пару секунд, но по выступившему румянцу на моих щеках, я поняла, что Армин смотрит на меня. Его взгляд всегда буквально прожигал мне кожу.
Только вот что мне сулит это молчание?
— Ты меня убедила, — он провел носом по моей щеке. — Наказание за честность и вправду будет несправедливым.
Я чуть повернула голову к лицу Армина, чтобы попытаться поймать его губы, и он тут же припал ко мне с поцелуем. Его руки смяли мое тело как лист бумаги. Он скомкал на мне больничную сорочку и, поддавшись эмоциям, снова хотел ее разорвать, а может даже больше, но тут вдруг дверь в палату открылась, и кто-то вошёл.
Я отчаянно обвила руками шею Армина, боясь, что меня сейчас оттащат, и зарылась носом ему в шею.
— Господин Никель, — раздался торопливый голос Гаи, — сейчас сюда мама зайдет.
Армин тут же переместил меня к изголовью, укрыл одеялом, а сам как можно дальше отошёл от кровати.
— Доброе утро, господин Никель, — раздался холодный голос мамы.
— Доброе, Валентина Павловна, — абсолютно спокойно и вежливо ответил он. — Не буду вам мешать. Вы, наверное, очень соскучились по Афине.
— Спасибо, — с едва заметной неприязнью ответила мама.
Гая же подошла ко мне и быстро поправила мне сорочку.
— Гая, пожалуйста, — тихо прошептала я, но сестра меня перебила.
— Я ничего не скажу маме, — шепнула она мне, вытерла мне губы и пригладила волосы.
— Спасибо, — искренне поблагодарила я.
Неужели Гая полностью встала на мою сторону?
— Позже поговорим, — она погладила мне руку, а затем прибавила уже громче, так как мама подошла. — Лучше расскажи, как ты себя чувствуешь.
Я сказала, что сегодня у меня болит голова, поэтому я такая расстроенная. Надо же
