вонзила стремя.
Настало время.
В прохладном воздухе тоской запела птица,
И лист кружится
Ещё осенний, но уже в просторе дальнем
Толпой вокзальной
Ползут чугунно облака к исходу ночи
И стало очень
Тоскливо в сердце и душе от тяжких взоров
Седых узоров
Туманов тёмных за чертой зеркал озёрных
Бездонно чёрных.
В хрустальном воздухе зари, за краем леса
Прощальным жестом
Звучит протяжен, невесом, срываясь клином,
Зов журавлиный.
Крик запоздалый, одинокий, предрассветный
И безответный
Крадёт из памяти последний отблеск лета
И прячет в небо.
МИГ ОДИН ЛИШЬ…
Меж двух берегов бесконечной реки
Огни запылали на Млечном пути.
И где-то, судьбе непреклонной должна,
Сорвалась во тьму золотая звезда.
В короткий для мира, единственный миг
Из сердца с отчаяньем вырвался крик
Желанием, жаждою, давней мечтой
Одной — насладиться его красотой,
И взор непокорностью был поражён,
И тем равнодушием ходу времён,
Что искрой вонзается в чрево души…
Но всё миражи. И неспешно уже
На небе, под утро, лазурно кружась,
Мгновений безликих узорная вязь
За краем сурово-густых облаков
Минувшее прячет в карманы ветров.
ЧЕСТЬ ПО ЧЕСТИ
День подкрался тихой сапой,
Солнце — прыг! — на небосклон,
Кошка чешет задней лапой
Уха остренький фасон.
На малиновой салфетке
Я калякаю стихи,
А в сарае у соседки
Прокричали петухи.
Лист кленовый за окошком
Нежно песенку шуршит,
Каша-манка в медной плошке
Выдыхает аппетит.
Честь по чести всё, легонько
Стрелки часиков бегут,
На душе, как у котёнка,
Только радость да уют.
Ем, пишу и никакого
Нет разлада естества,
Лишь в досужем разговоре
Сладко шепчутся слова.
ТРИНАДЦАТОЕ
Настанет час, чтоб пить и горевать,
Да клясть судьбу и жизнь во все лопатки,
Проклятый век Ха-Ха-тый поминать
Едрёными словами, но не врать
И быть с собой доходчивым и кратким.
Надеюсь выбрать пятницу и день,
Числом похожий ровно на тринадцать,
Чтоб груз грехов вписали в бюллетень
Примета и привычка ошибаться.
Но как вскипит по венам чистый яд,
Забудет сердце всё пережитое,
И, может быть, не станет разбирать
Хорошее, пустое и дурное.
Душа проглотит скорбь и злую боль
Забытых кем-то жалких одиночеств,
И всё, что назову самим собой,
В грядущем перемножится на ноль,
А результат господь чуток отсрочит.
ИЛЛЮЗИЯ СОБЛАЗНА
Гладит заря сладострастно
И возбуждает тайком
Алою нитью соблазна
Утра малиновый сон.
Манит изгибами тела
В жаркое чрево любви,
И обнажённое небо
Томно целует в зенит.
Но!
Изменяя обоим,
Пылкой истомой горя,
Чары девичьи откроет
Знойным объятиям дня.
НАДЕЮСЬ
Сгорают в минувшем потери.
В сердцах угасают огни.
Нельзя, помолившись, не верить.
И верить нельзя без любви.
Уже не случится былое
В грядущем мгновении.
Пусть.
Прощаясь навеки с тобою,
Надеюсь, что всё же вернусь.
НА ЗАВИСТЬ!
Измены очень горько удручают,
Судьбу малюя чёрной полосой,
Но я без них не часто, а скучаю,
И жажду окунуться с головой
В души убитой скорбные призывы,
Обиды до, а после дикий гнев,
В солёных слёз широкие разливы,
И праведных насмешек горький смех,
В сумбур и крик порывов буйной страсти
С притворствами надуманных разлук,
А ревность чтоб сулила в одночасье
Зубов, дверей и сердца нервный стук.
Да что там, пусть столовые сервизы
Летят к чертям с восьмого этажа,
И все соседи, если будут живы,
Попрятаются за угол, дрожа.
Вы поняли! Разлад не цель, а средство,
Хотя игрушкой брань не назовёшь,
Но если не считать стихийных бедствий,
То после нас водой не разольёшь.
Скандал гоняет кровушку по венам,
Конечно, если яростен и крут,
И вносит в жизнь такие перемены,
Что кролики завистливые мрут.
МЕЧТАТЕЛЬНОСТЬ
Мечтательность — подруга наслаждений,
Её душа — осенняя хандра
С малюсенькой щепоткою сомнений
И верой — остальное трын-трава.
Случился вечер тягостным и скучным.
Туманный смог струится в голове.
Упрямый дождь, как чёртик вездесущий,
Взбивает сон в воздушное суфле.
В такую пору дружба с крепким чаем,
Поистине, святая благодать.
Но если есть в быту кусочек рая,
Так это плед и тёплая кровать.
В глазах мелькают призрачные тени,
И грелка шепчет жаром в левый бок,
Приятное последствие мигрени
Постукивает пальчиком в висок,
А звуки льются масляной текилой,
Лаская мыслей медленный сумбур,
И в сладостном шуршании винила
Вертинский вспоминает Сингапур.
Душа летит на остров ананасов
В шампанском и оранжевых авто,
Где с вежливой улыбкой ловеласов
Мулаты носят белые манто…
Суфле из снов вскипает алой пеной
В прозрачности видений неземных,
И я тону за краем Ойкумены
Безропотно в объятиях ночных.
Мечтательность случается порою
И зимним днём, и в майской тишине,
Но я предпочитаю в час покоя
