недели, что меня не было рядом с Ариной и Вадимом, а на другую — остальную нашу совместную жизнь, то что перевесит? Моё предательство — или всё же иное?
Я не знала. От этого и мучилась. Очень хотелось оправдать себя, сказать: «Да ладно, что за глупости? Разве я вела себя плохо?» — но…
Я вела себя хорошо, но сколько в этом было моей собственной воли, а сколько — нежелания огорчать Вадима, страха, что он разочаруется во мне? И, если бы этого страха не было, осталась бы я хорошим человеком? Не начала бы пить, как моя мать? Пахала бы, как бабушка, а не бездельничала, перебиваясь случайными подработками? И вообще — смогла бы я вырастить Аришку цельной личностью, а не инфантильной неуравновешенной особой — копией себя и своей матери?
Вот в последнем я уверена: воспитание Аришки — почти целиком заслуга Вадима. Она действительно больше его, а не моя дочь — и правильно, что Арина выбрала не меня. Я её не заслуживаю. Как и его.
В воскресенье, после того как Вадим и Аришка ушли, я обнаружила в стиральной машине вещи, которые постирала ещё в пятницу. Я умудрилась совсем забыть про них, и за это время платья, брюки, кофты и бельё так и высохли — в едином комке. Я даже не стала это всё перебирать — просто выбросила.
Надо было сделать так сразу. Ничего не стирать, а просто выкинуть. Вместе с воспоминаниями о том, что я творила, надевая эти вещи. Точнее, снимая их.
Единственным плюсом всего случившегося было то, что я совсем излечилась от своих глупых чувств к Ромке. Мне даже вдруг захотелось называть его полным именем — как чужого человека. И никогда-никогда ничего о нём не слышать.
Да, это был несомненный плюс. Но помочь он мне всё равно не мог.
.
Одиннадцать лет назад Вадим отстоял квартиру, доставшуюся мне от бабушки, в суде, но с тех пор я там практически не бывала. Муж сделал в ней хороший ремонт, потом нашёл квартирантов. Я к этому не имела никакого отношения — ну, если не считать того, что сама разрабатывала проект ремонта своей квартиры, да и деньги, которые мы получали за съём, Вадим откладывал на мой счёт. Он ими не пользовался. Я брала оттуда порой небольшие суммы — на подарки для него или Аришки, на какие-то непредвиденные собственные расходы. Этими же деньгами я пользовалась, пока «путешествовала» с Романом.
Цифра на счёте была приличная, но сидеть на попе и тратить эти деньги, ничего не делая, я не собиралась. Изначально я считала, что коплю Аришке на будущее — на учёбу в институте, например. Или на свадьбу. Или на загородный дом. Потому проедать эти деньги не хотелось.
Несколько месяцев назад очередные квартиранты съехали, и Вадим обещал найти новых, но не успел. Теперь это оказалось кстати — иначе пришлось бы их срочно выселять, выглядело бы не очень. Вадим подобные вещи не любил — договорённость есть договорённость, и если ты не умер — изволь исполнять. Думаю, что он даже вряд ли стал бы выселять людей, скорее, предложил бы мне временно снять для себя другую квартиру.
Теперь же я ходила по бабушкиной «двушке», любовалась на простой, но добротный ремонт и понимала — да, мне есть где жить. Это большое благо. Но…
Несмотря на то, что обстановка в квартире ничем не напоминала ту, что была здесь в моём детстве, вид из окон был прежним. И подъезд. И частично соседи. Да и в целом район…
Я, к сожалению, не относилась к людям, у которых было счастливое детство. Даже Вадим относился — несмотря на лейкемию. Я же — нет.
В моих воспоминаниях не было тепла. Абсолютно. Только холод, какая-то брезгливость, равнодушие и безденежье. Поэтому оставаться здесь совершенно не хотелось. Я была уверена, что не смогу стать здесь счастливой. Впрочем, а где я смогу стать счастливой — без Вадима?
Он думал, что я сдалась. Я видела это ясно. Думал, что раз я согласилась на развод — значит, махнула рукой на попытки вернуть мужа. На самом деле ничего подобного. Я просто поняла, что сейчас, на данном этапе, всё бесполезно.
Но, возможно, в будущем, когда мы оба переживём случившееся, остынем и сможем обо всём поговорить… и я по-настоящему повзрослею… Тогда, возможно, Вадим простит меня.
И сейчас это стало моей целью. Не добиться прощения мужа, нет.
Всего лишь повзрослеть и научиться жить без него.
42
Лида
Первым делом я начала искать работу. Помощь Вадима я принимать не хотела и не собиралась — чем меньше он мне помогает, тем лучше. Может, хоть когда-нибудь у меня получится представлять из себя что-то отдельно от него…
В течение недели я даже несколько раз сходила на собеседования. Радости они мне особой не принесли — во всех трёх случаях речь шла о полной занятости, а я не представляла, как мне видеться с Аришкой, работая по восемь-девять часов в день. Только в выходные? Но это ничтожно мало. Нет, идеальным для меня вариантом были полставки или хотя бы плавающий график — чтобы можно было работать и в офисе, и дома. Но эти шоколадные условия, скорее всего, предлагали кому-то ещё, с опытом и портфолио побольше, чем у меня. А меня приглашали лишь на рядовые вакансии. И то — по окончанию собеседования мне заявляли, что перезвонят в случае положительного решения, но не перезванивали.
И, несмотря на то, что я никогда в жизни не устраивалась на работу, было у меня ощущение, что, если бы я устраивала работодателей, они сообщили бы об этом сразу.
Я даже понимала их резоны — о фирме Вадима было известно в профессиональных кругах, и я, до сих пор носившая фамилию Озёрская, наверняка вызывала устойчивую ассоциацию с женой, которую погнали метлой с хлебного места после многих лет безделья. Возможно, даже слухи о нашем разводе пошли. Хотя Вадим мне ничего по этому поводу не говорил — да меня и не спрашивали на собеседованиях о личной жизни, — но я не сомневалась, что кто-нибудь где-нибудь обязательно проговорится. Одна же сфера деятельности, все друг с другом общаются.
В общем, с работой мне пока откровенно не везло. Зато я много времени проводила с Аришкой и замечала, как она постепенно оттаивает по отношению ко мне. Конечно, я понимала, что, несмотря на слова о прощении и втором шансе, в дочке ещё
