Ознакомительная версия. Доступно 20 страниц из 96
из Торсланды – внесли в реестр и присвоили ей наименование «публичная женщина № 97» – Allmän Kvinna по-шведски[172]. Элизабет должна была предоставить свидетельство о рождении и информацию о своем прошлом, в том числе о местах работы и жительства. Эти сведения девушка раскрывать не стала, видимо, намеренно, указав лишь, что родилась в семье фермеров, приехала в город из деревни и работала служанкой. На вопрос, получила ли она религиозное образование, Элизабет ответила, что прошла конфирмацию в семнадцать лет (что не соответствовало действительности)[173]. Затем служащий, делавший записи в книге, внимательно рассмотрел ее с целью описать внешность. Он отметил, что у нее «голубые глаза» и «каштановые волосы». Нос «прямой», лицо «овальное», удлиненное, не круглое. Не считая увеличившегося живота, двадцатиоднолетняя Элизабет совсем не выглядела упитанной. В ней было пять футов два дюйма росту, и клерк назвал ее «худощавой»[174].
Ей объяснили правила, которым отныне была подчинена вся ее повседневная жизнь. Дважды в неделю, по вторникам и пятницам, ей следовало приходить на осмотр. В случае неявки ее ждали арест и штраф или три ночи в тюрьме на хлебе и воде. После одиннадцати вечера находиться на улице не разрешалось. Она должна была «вести тихую и незаметную жизнь» – при этом подразумевалось, что она занимается проституцией в открытую. Однако закон предписывал ей не стоять у окна своего дома или в дверях, «зазывая прохожих». В общественных местах она должна была «одеваться прилично» и вести себя так, чтобы «не привлекать внимания». Только представьте, каким глубочайшим унижением для женщин являлись подобные предписания, особенно если проститутками те вовсе не были и не совершили никакого преступления, а, например, подверглись изнасилованию или вступили в любовную связь с мужчиной, не ожидая, что это станет достоянием общественности. Хотя имя Элизабет значилось в так называемых «позорных списках», в официальных документах той весной она продолжала именовать себя служанкой.
Гинекологические осмотры являлись не только проверкой, но и способом унижения «публичных женщин». Дабы не оскорбить чувства добропорядочных граждан, проходивших по Остра Хамнгатан, все «публичные женщины», известные и подозреваемые, попадали в здание полицейского управления со двора, через потайной коридор. Внутри их заставляли раздеться донага и встать в очередь. Ждать порой приходилось долго, и женщинам велели выстраиваться в очередь во дворе. Там они дрожали от холода буквально на глазах у патрульных.
Молодая женщина, воспитанная в религиозной семье и изучавшая катехизис, скорее всего, была глубоко шокирована подобным надругательством над человеческим достоинством. Но поскольку Элизабет носила внебрачного ребенка, она, как и многие женщины ее эпохи, приняла наказание как должное. Общество и церковь внушили ей, что она согрешила против своих родителей, общины, самой себя и Господа. Ее нежелание сообщить подробности о себе в регистрационных документах говорит о стыде, который она испытывала. Когда ее спросили о родителях, она ответила, что их нет в живых. Мать ее действительно умерла от туберкулеза в августе 1864 года, но отец Элизабет был жив. По-видимому, девушка настолько стыдилась своего положения, что не хотела возвращаться домой[175]. Анна Кристина в мае того же года вышла замуж и, вероятно, разорвала все связи с сестрой, которую считала потерянной для семьи.
Имя Элизабет появилось в полицейском реестре в марте: значит, она подвергалась осмотрам всего несколько раз, прежде чем 4 апреля у нее обнаружили кондиломы – генитальные бородавки. Врач тотчас же сделал вывод: публичная женщина № 97 больна сифилисом. Под полицейским надзором ее препроводили в Курхусет, или «дом лечения», – клинику для венерических больных.
Когда Элизабет внесли в полицейский реестр, она находилась уже на второй стадии заболевания сифилисом. Первый симптом заболевания проявляется в интервале от десяти до девяноста дней после заражения: это характерный шанкр, безболезненный нарыв на гениталиях, который через три – шесть недель проходит сам по себе. После этого у Элизабет должны были возникнуть симптомы, свойственные гриппу: высокая температура, воспаление гланд, боль в горле, сыпь на спине, ладонях и подошвах. На этой стадии у заболевших сифилисом также появляются наросты и язвы на гениталиях. Вторая фаза иногда длится несколько месяцев, а может мучить больного больше года. Невозможно со всей определенностью сказать, от кого именно Элизабет подхватила сифилис, но, судя по хронологии, это был отец ее ребенка. Венерическими заболеваниями гораздо чаще заражались девушки, не имевшие сексуального опыта: в отличие от бывалых секс-работниц, они не умели распознавать симптомы венерических болезней.
Согласно архивным записям, Элизабет пробыла в клинике Курхусет до 13 мая[176]. В венерической больнице Гётеборга пациентов содержали как в тюрьме – едва ли кто-то получал там качественное лечение. Поскольку люди попадали в больницу по предписанию закона, санитарам разрешалось применять силу и держать пациентов под замком, пока тех не признавали «излечившимися». В 1855 году в сифилитическом отделении Курхусета находились 133 женщины; больница была переполнена, и многим приходилось делить койки. Когда количество пациентов превышало вместимость больницы, их укладывали спать прямо на полу.
В 1860-е годы медицинские учреждения практиковали два способа лечения сифилиса. Первый, традиционный, заключался в приеме ртути внутрь и местно, в форме ртутных компрессов на шанкры и язвы. Во втором, более «современном», предпочтение отдавалось другим металлам – золоту, серебру и меди, – а также брому, йоду и азотной кислоте, которые принимали внутрь или наносили местно в виде мазей. Оба метода были небезопасны для здоровья пациентов, но в Курхусете, по-видимому, предпочитали второй. Во время пребывания в больнице Элизабет давали иодоводородную кислоту для приема внутрь. Бородавки удаляли или подсушивали с помощью мази. После семнадцати дней лечения у Элизабет начались преждевременные роды, и 21 апреля, находясь на седьмом месяце беременности, она родила мертвую девочку, будучи по-прежнему запертой в Курхусете[177]. Имя отца в свидетельстве о рождении не указано.
Легко представить, насколько травмирующим оказался этот опыт для Элизабет. Период между концом марта, когда ее внесли в «позорный список», и 13 мая, когда она, наконец, вышла из Курхусета, безусловно, оставил на ее сердце глубокие шрамы. Ее публично объявили проституткой и подвергли унизительным гинекологическим осмотрам в полиции; затем она обнаружила, что страдает болезнью, которая, возможно, смертельна и изуродует ее; ее поместили под стражу, подвергали мучительным медицинским процедурам; у нее случился выкидыш на позднем сроке беременности во враждебной среде, после чего ее выпустили на улицу в городе, где она не знала никого и не могла обратиться за помощью.
Общество, в котором к женщинам, лишь подозревавшимся в «распутной жизни», относились так же, как к проституткам, по сути, не оставляло первым иного выбора, кроме как вести ту самую распутную жизнь. Если имя женщины попадало в полицейский «позорный список», ее уже не брали на работу в приличный дом. У нее оставался единственный
Ознакомительная версия. Доступно 20 страниц из 96
