class="p1">– Я тебе подруга! Мне можно!
– Больше нельзя!
Я разворачиваюсь и ухожу. В стену – мне вслед – летит пустая белая чашка. На осколки не разбивается, она металлическая. Я тоже металлическая! Я тоже не разобьюсь. Но в носу всё равно щекотно.
Ты моя сестра-овечка,
Мы с тобой друзья навечно.
– Майела!
Дома тихо. Как обычно. Так и бывает, у меня мир сошёл с ума, а тут ничего не изменилось. Мама Толли на кухне, режет и жарит, на подоконнике шитьё. В кухне тепло и спокойно, можно заплакать всё рассказать.
– Но почему она так? Что я ей такого сделала?
– Это не ты. Просто Клану Ключа нужна жертва во искупление грехов.
И мама Толли вздыхает. Просто машет рукой. Будто у неё пирог пригорел или пятно не отстиралось. Или Август во дворе весь перемазался и уляпался, а в доме два вагона гостей, и он тут такой влетает… Ну вот, типа покушение на меня – это такая же бытовая неурядица. Незадача. Тесто не поднялось, покушение не удалось. Ну вообще!
У мамы Толли такое белое лицо! Цвета гипсовой жабы! А она мотает головой, будто хочет стряхнуть с себя мою ненависть.
– Для любой веры нужна жертва во искупление. Понимаешь, капелька? Иначе не сработает!
И мама Толли хмурится. Как же много у неё морщин! Я не замечала. Я вообще много чего не замечала. Самого очевидного. Я снова вспоминаю то, что мне показала Тай. Как они обнимаются. Как она ходит по комнате, когда он на неё смотрит. И как он смотрит, да. Надо быть очень слепой дурой, чтобы не увидеть это всё.
– И вы про это всегда знали? Про то, что они меня хотят убить?
– Зря ты не читала книги Ордена. Так всё написано заранее.
– И вы меня не стали спасать?
– Почему? Тебя охранял Йула. Он хороший мальчик, капелька моя.
Картинки из воспоминаний Тай. Хороший, да. Кушает хорошо, особенно чужие силы.
– Всё в порядке, Дым?
– Конечно. Я с Мелочью схожу, пока дождя нет. Ладно?
– Ты ненадолго?
– Ненадолго.
Чёрт, как же хорошо, что тут нет мобильных телефонов! Я успею скрыться до того, как они начнут меня искать. Через патруль, наверное. Так здесь ищут потеряшек. И они меня поймают, это как два пальца об асфальт. Мои портреты в каждой витрине! Меня знает весь город! Бежать срочно нафиг! Только вот куда?
Домой. Но не могу я домой, не получается, я не сделала то, что обещала, черта с два меня отсюда отпустят!
Где место для тех, кому нужны помощь и защита? Где меня не тронут те, кто воюет друг с другом?
– Мелочь, гулять! Тихо ты, дурик!
Дом милосердия кажется серым. Это из-за погоды. Грядки и клумбы в такую хмарь ещё больше похожи на могилы. Это из-за моего настроения. А земля раскисла, как те куски поминального кекса у входа в подвал. Нету убили, чтобы повлиять на Лария. А меня из-за чего? Ради идеи? Ради чужой, налево её и направо, идиотской идеи? Да пошли вы все!
Но вместо этого я сама иду к крыльцу дома милосердия. Потому что я так решила. Мелочь сидит на руках. Тут слишком грязно. Будут потом ругаться, что мы пришли с немытыми лапами.
Это мой путь. Это мой выбор.
«Стук-стук-стук, я твой друг». Я знаю, что мне откроют на этот ритм. Ладоням очень холодно. Но я постучу ещё раз. И ещё.
Оглохли они там, что ли? Почему там так тихо, как в вымершем доме с Аркой Героя?
Я немного знаю женщину, которая открыла мне дверь. Виделись здесь, когда я заряжала их экран своими эмоциями. Кажется, малышня называла её «мама Рита». Она смотрит с изумлением. Что со мной не так? В смысле, она в курсе, что случилось, меня уже объявили в розыск патрули?
– Мне нужен приют и защита. Я знаю, что могу… у вас… попросить…
Мелочь скулит и дёргает лапами. Мама Рита смотрит на меня в изумлении. Вот же ёлки! Я приволоклась сюда без приглашения и с собакой.
Но мама Рита склоняется в поклоне и говорит с тихим достоинством:
– Для нас большая честь принять у себя наследницу Ордена Милосердия. Следуйте за мной.
Мама Рита быстро уходит вглубь сводчатого коридора. Тут тихо, можно поставить Мелочь на пол и выдохнуть. Но я не могу. Всё время кажется, что меня сейчас догонят, застучат в дверь, ворвутся, схватят, уволокут.
– Мама Рита!
Она не оборачивается.
Как же глупо кричать это «мама». Все друг другу мамы и никто, на самом деле, нет.
Но я всё равно зову. Просто кричу в тёмный коридор, а Мелочь подхватывает, скулит.
– Мама! Мамочка!
И она возвращается. Она совсем не похожа на маму Толли. И на мою маму тоже. Немножко на тётю Иру Щедровицкую, маму странного Димы из той моей бывшей жизни.
– Я не Рита, я Соня. Но ничего страшного, пойдёмте.
Я только сейчас соображаю. Орден Милосердия, дом милосердия, а у тех, кто здесь служит, на шее ключики. И дом открыт для всех, кто нуждается в защите. Как так вышло?
Мы идём по коридорам и лестницам, поднимаемся и сворачиваем. Мелочь дёргается, но я не спускаю его с рук! Мы проходим мимо закрытых дверей скорбного отделения. Кто-то спит, кто-то стонет. Здесь так тихо, что слышно, как в форточке свистит ветер и как на ближней стороне залива ревёт маяк. Потом мы идём каким-то тёмным коридором, в котором очень, просто нереально холодно.
Беззвучно приоткрываются тяжёлые двери, сестра Соня жестом просит пройти внутрь следующего помещения.
– Ждите! Я доложу!
Я остаюсь в большом полутёмном кабинете. Мелочь рвётся из рук. Я наклоняюсь, чтобы опустить его на пол. И сразу ойкаю.
Что-то колет в бок! Ну не чулки же, слава всем местным святым. Значит, слава и мне самой! Хорошо быть мессией, носи что хочешь! Но в этих штанах карманы – так, фикция! Туда носовой платок с трудом впихнётся. Тот самый, с вышивкой, подарок мамы Толли.
Ставлю Мелочь на пол.
Вытаскиваю платочек с трудом, ногти скользят по атласной ткани. Платочек скомканный, но в него ещё можно высморкаться, а только потом выкинуть ко всем чертям!
Теперь меня колет в переносицу! Да что ж за фигня!
Это не фигня! Это ключик! Тот самый, что дала мне Тай. Тайка. Тщай. Неужели она тоже была всегда против меня? Неужели тоже знала и ничем не хотела помочь? Даже
