Осоловевшие глаза бездумно уставились на меня, вызывая стойкое желание заехать по уху.
— Сто рублей надо, — наконец очнулся пьяница, — с зарплаты… отдам.
Держу пари, что работы у него нет, зарплаты — тем более.
— Проваливай, и чтоб больше я тебя не видел.
Сзади тихо сопела возмущенная Вероника. Дура, развела здесь благотворительность. В таких красавцев можно до бесконечности вливать. Сколько не дай — мало будет.
— А Вероника где? — повторил он, — сто рублей…
Я захлопнул дверь. Это не дом, а какой-то барак, пристанище для убогих.
— Зачем ты его так? Он безобидный.
Я зажмурился. В ушах шумело.
Снова стук в дверь. Этот уродец никак не уймется.
— Дай я сама с ним поговорю…
Я глянул на нее так, что она испуганно присела. Тоже мне переговорщица нашлась.
Стук повторился, и каждый удар колоколом отдавался в голове.
Убью.
— Какого черта ты ломишься, — прорычал, распахивая дверь, — я тебе русским языком сказал, проваливай.
Пьяница мотался, удивленно рассматривая меня. Наверное, уже забыл, что виделись всего пару минут назад.
— Сто рублей…
— Иди *****
— Мне надо. Очень, — он руку прижал к груди, — сердце подлечить.
— Если ты сейчас не отвалишь, лечить придется не только сердце.
— Артур! — Вероника, как мышь проскочила у меня под рукой, и глянула с таким укором, будто я самого папу Римского оскорбил. — На, дядя Коль. Держи свои сто рублей.
— Спасибо, спасибо тебе. Добрая ты душа, Никуша, — с пьяным умилением прошамкал ночной посетитель. По-моему, даже собрался всплакнуть. Шмыгнул носом и, сжимая, в кулаке заветную сотку, мотаясь поплелся прочь.
— Вот и все, — тихо сказала Вероника, — и никаких проблем.
— С головой у тебя проблемы…
— Вероничка, — снова раздалось мычание. Пьяный возвращался. Наверное, уже забыл, что денег ему дали.
— Да, дядя Коль, — устало произнесла она.
— К тебе сегодня гости приходили.
— Какие?
— Не знаю. Два мужика каких-то. Сказали, что друзья твоего бывшего мужа. Странные какие-то. Я сказал, что ты на работе, — он громко икнул, — обещали позже зайти.
* * *
Вероника как-то разом побледнела, осунулась:
— Спасибо.
— Ты, если что, обращайся, — сказал дядя Коля, гордый тем, что помог доброй соседке, и побрел прочь, лаково расправляя халявный стольник.
— Обязательно.
Мне кто-нибудь может объяснить, что вообще твориться? Какие-то странные друзья Кирилла, от упоминания которых Вероника превратилась в перепуганную мышь, какие-то непонятные долги…
— А ну-ка иди сюда, — бесцеремонно ухватил за руку оцепеневшую девушку и затащил ее в квартиру, — что за друзья? Что им от тебя надо?
— Я понятия не имею, кто это был, — она беспомощно покачала головой, — а что от меня надо — даже боюсь предположить.
— Вероника! Хватит драму нагнетать, — слегка встряхнул ее, потому что кто-то был явно не в себе.
— Я не знаю, — только и смогла выдавить она, — Я с его друзьями не общалась. И ко мне никто ни разу от него не приходил.
— А что начет долгов? — происходящее нравилось мне все меньше и меньше. Больше всего, раздражало, что я не могу просто пожать плечами и уйти. Может, это очередная игра наглой девки, и я снова как дурак ведусь на красивые несчастные глаза?
Вероника развела руками.
— Подробности! — рявкнул так, что собака за стеной перестала скулить, — мне клещами из тебя все вытаскивать?
— Да нет никаких подробностей! — воскликнула она, наконец придя в себя, — в том месяце мне звонили по поводу долгов. Я сказала, что понятия не имею, о чем речь. Бросили трубку. Сегодня вот какой-то хмырь нарисовался с тем же вопросом. А про друзей вообще первый раз слышу.
Ее глаза испуганно блестели. И вообще она выглядела так, будто на нее набросились призраки прошлого и пытаются утащить за собой.
— И все? — холодно спросил я.
— Да. Я понятия не имею, что все это значит, и почему возник такой пристальный интерес к моей скромной персоне. Я просто пытаюсь тихо-мирно жить. Никого не трогаю, никуда не лезу…
— Я понял, не продолжай. Ты несчастная девочка-цветочек, которую все вокруг обижают, — оборвал ее печальный монолог.
Вероника оскорбленно замолчала, бросила на меня странный взгляд, от которого по спине мурашки покатились, и ушла на кухню:
— Дверь просто прикрой, — донеслось уже оттуда.
Более тонкого намека на то, что мне пора убираться — придумать сложно, но уходить я не собирался. Мне хотелось разобраться во всей этой херне, которая происходила вокруг Вероники и моего покойного брата.
— Ты еще здесь? — сдержано спросила она, когда я появился на пороге.
Девушка стояла возле окна, обхватив себя руками, будто ей было холодно, и в растерянности кусала губы.
Маленькая. Хрупкая. Несчастная.
Вроде ненавидеть должен всей душой, а смотрел — и сердце от тоски сжималось.
— Собирайся, — приказ сам неожиданно сорвался с губ.
Она удивленно вскинула брови и посмотрела на меня.
— Собирайся! — повторил с нажимом.
— Куда?
— Ко мне поедешь.
— Зачем?!
Хочется заорать: не надо задавать мне глупых вопросов! Я понятия не имею зачем, но одно знаю наверняка — в этой дыре ее не оставлю. Ночные приходы, дяди Коли, какие-то псевдо-друзья. К черту! Как никак, мы не чужие.
— Пока не разберусь, во что ты влезла — будешь жить у меня. Под присмотром.
— Нет, не буду, — неожиданно твердо сказала Вероника.
Я раздраженно скрипнул зубами. Раньше с ней было легче, она не была такой упрямой.
— Будешь, Вероника! Будешь! Три минуты на сборы, или поедешь прямо так. Без вещей.
— Не поеду, — уперлась она.
— Тебе нравится оставаться здесь? В этой дыре?
— Мне не нравится, что ты меня пытаешься заставить делать то, что я не хочу.
— Это ради твоей безопасности.
И ради моего спокойствия. Потому что, если оставлю ее здесь — изведусь. Делать ничего не смогу — все мысли будут заняты только ей. Где она, как она, что с ней.
— Сама как-то барахталась до этого времени и дальше справлюсь. Без недо-рыцарей на белом коне. Какое тебе вообще дело до моей безопасности? — сердито спросила Вероника.
