пол, удостоверившись, что наши взгляды не отрываются друг от друга. Я отвечу на любой вопрос, каким бы рутинным он ни был, если это удержит его в этом состоянии еще ненадолго.
— Смертные — слабые существа, сир. Без улучшений они живут меньше ста лет, и большую часть этого времени проводят в страданиях. Но госпожа Ниша Андраста каким — то образом прожила дольше и обладала на удивление хрупким разумом. Возможно, она не позволила себе понять, чем становится ваш Легион.
Ангрон становится чересчур неподвижным для существа, способного на такой сверхъестественный и непредсказуемый гнев.
— Мой Легион, — рычит он.
Я не отвечаю. И жалею, что сел так близко к нему.
— Что происходит, Кхарн?
В моем возбужденном разуме возникают не прошенными слова тюремщик и игрушка, почти заставляя меня вздрогнуть. У меня нет причины считать, что демон-принц может читать мои мысли, но, тем не менее, они вызывают чувство вероломности и непочтительности. Я задумываюсь над ответом.
— Мы следуем за вами, сир. Мы пойдем за вами в вечность.
— Почему?
— Потому что вы — наш отец.
Кажется, истина этого заявления ставит его в тупик. Он осматривает меня с головы до ног, затем внимательно изучает свои когти, руки, кончики сложенных крыльев, задержавшись на миг дольше, чем я бы хотел, на тяжелых железных браслетах на кистях. Затем он трясет головой, дребезжат кабели-локоны, которые все еще обрамляют эти звериные черты. Я словно наблюдаю за сервитором с заблокированным разумом, который пытается осмыслить бесконечную фальшь Апокрифа Терры. Разум, который когда — то обладал способностью понимать, теперь разорван между воспоминанием о том, кем он был и обещанием того, кем он мог стать.
— Я не твой отец, могильный червь. Ты не похож на меня. Я не должен быть здесь.
Эти слова причиняют боль. Всегда.
Ангрон начинает медленно подниматься из — за трона. Он возвышается надо мной. Волочит сжатый в руке огромный меч, сутулые плечи отталкивают пустые люмены, висящие над головой.
Я говорю ровным голосом: «Мы всегда хотели только одного — радовать вас, сир. Я и мои братья…»
— Я не должен быть здесь, — снова рокочет демон. Его внимание смещается к дверям на вершине лестницы. Взгляд набирает свирепости. Я должен вернуть его, удержать в этом сокращающемся моменте.
У моих ног лежит пустой мятый шлем. Он пригодится.
— Вы помните красные пески, сир? — быстро спрашиваю я. — Вы помните почет каэдере ремиссум? Помните, что он означает?
Ангрон дергается. Он снова смотрит на меня. Из рыла вырывается волна горячего дыхания.
Я продолжаю.
— Когда вы нашли нас, мы не знали, чего вы хотели от нас. Не совсем. Что бы мы ни делали, это не вызывало у вас одобрения. Правители Нуцерии, высокие всадники, быстро заключили договор о мире с Гиллиманом после окончания вашего мятежа и с радостью присоединились к империи Ультрамара. Хотя вы бы не позволили нам вернуться туда, мы решили отметить жертву, на которую вы и гладиаторы Деш’еа неосознанно пошли ради нас. Ради Империума.
Я подобрал шлем. Глазные линзы разбиты, решетка вмята внутрь.
Выражение примарха непонятно. Но он все еще не убил меня. Уже что — то.
Я повертел шлем в руках.
— Вот — двойной гребень ремиссума, напоминает клинковидные рога. Когда воин на арене понимал, что теряет разум, когда он проливал слишком много крови и больше не находил радости ни в чем другом, тогда он надевал его, как предупреждение врагам. Схватка будет сангвис экстремис. До смерти. Мои братья и я поняли, что было бы храбро и благородно объявить себя лишенным надежды, сир. Лишенным искупления.
— И когда Псы Войны стали Пожирателями Миров, многие из наших ветеранских рот украсили таким образом свои шлемы. Мы хотели, что вы знали — мы скорбим вместе с вами, и что каждая битва, в которой мы бьемся подле вас, будет до смерти.
— Не для тебя! — рычит он. — Этот знак не для тебя!
— Значит, вы помните достаточно, чтобы знать — это не привело ни к чему хорошему, сир? Мы пытались узнать ваше прошлое, и вы убивали нас за это. Мы пытались праздновать разрушение цепей, и вы убивали нас за это. Мы пытались научить вас, как Империум ведет войны, а вместо этого вы вбили Гвозди Мясника в наши черепа, чтобы мы, в конце концов, перебили друг друга, и избавили вас от хлопот.
Ангрон без предупреждения издает рев нечеловеческой ненависти и ярости, настолько громкий, что задрожали пластины моего доспеха. Огромный клинок опускается пылающей дугой, в один миг уничтожив его трон из черепов, который мы сделали по его приказу.
Дождем сыпятся щербатые зубы и фрагменты костей.
Я держу глазами закрытыми секунду или две — насколько мне хватает смелости. Меньше чем в метре от меня тяжело дышит демон. Когда он говорит, я вижу, как блестят в его пасти острые железные клыки.
— Если хочешь проявить себя передо мной, Кхарн из Легиона, тогда ты должен пойти этим путем до самого его конца. Мы все рождены проливать кровь, но благосклонность бога не дается легко или быстро. Ты должен заплатить за нее кровью и черепами. Кровью, чтобы залить звезды, и бесчисленными черепами. Крестоносец скажет тебе то же самое.
— Вы говорите о лорде Аврелиане?
Кажется, Ангрон не узнал имя.
Я медленно выдыхаю.
— Как мы и опасались, сир, Несущие Слово покинули нас. Наш флот теперь один, посреди Сегментум Ультима.
— Тогда почему ты держишь меня здесь? Почему держишь в темноте?
— Это ваш флагман, сир. Ваше место среди нас. Мы вместе проливаем кровь, чтобы вы могли остаться. Он вздрагивает, зажмуривается и испускает мерзкий звук, который почти похож на хныканье.
— Нет. Нет. Легион — не мой, больше нет. Кровавый Бог зовет меня. Зовет к себе… чтобы… чтобы…
— Сир, уверяю вас, вы свободны…
— Нет! — орет он. — Сама реальность сопротивляется этим несовершенным конечностям! Моя сила иссякает! Я должен быть намного больше, но ты… ты не позволишь…
Примарх начинает царапать собственное лицо.
— Это не свобода!
