Выдыхаю. Какое необычное ощущение на ладони. Я думала, будет грубая толстая шкура, или как у ящерицы, а оно больше похоже на… подбираю сравнение… вот! Когда-то в детстве мы ходили с Наташкой в дельфинарий. Там был черный морской котик, который подавал всем лапу, то есть ласту. Я смутно помню, каково было ее трогать. И это именно оно! А с виду и не скажешь...
Провожу ладонью вдоль массивной шеи и вдруг замечаю на ощупь изменения в районе ошейника, как будто какие-то волдыри, как при мозолях.
— Так вот в чем дело, малыш. Ты натер свою шею? — Касаюсь легонько, а он вздрагивает, так что цепь брякает. Но самое главное — не трогает меня. — Чем же тебе помочь? Я не могу просить, чтобы ошейник сняли. Ты же всех распугаешь.
Он грустно смотрит на меня, неужто понимает? Сдвигаю грубое железо с больного места, и Шип снова скулит.
— Подожди немного, не ругайся, я сейчас вернусь, — не удерживаюсь и провожу рукой по его голове с отростками. — Не понимаю, как ты умудрился напугать столько людей? Больших важных мужчин. Генералов и старых вояк. А?
Не спеша возвращаюсь к мужу, на которого смотреть страшно. Бледный и безумно напряженный. Зубы вон сжал так, что всю эмаль стер наверное.
— Нам нужен другой ошейник и лекарства. Что-то ранозаживляющее. Прикажите, пожалуйста, подыскать не железный.
— Кат, — выдает муж. — Как вам это удалось?
Развожу руками.
— Не знаю, — отвечаю честно. — Просто я не чувствую от него угрозы. Даже в самом начале был только страх. А сейчас ему больно, поэтому он неспокоен и пытается сорвать то, что причиняет страдания.
Терриан обдумывает сказанное и подзывает немного шокированного Гиммлера. Отдает ему четкие указания на счет ошейника и лекарства, потом снова обращается ко мне.
— Вы сказали, что не чувствуете угрозы. Как это? Вы думаете, что в безопасности?
Качаю головой, судорожно пытаясь подобрать слова или образы.
— Нет, это совсем другое, не объяснить словами. — Чтобы выразить свои чувства, прикладываю руку к солнечному сплетению. — Где-то здесь тепло, и я словно… улавливаю его эмоции...
Мне на самом деле трудно это описать. Не припомню, чтобы нечто подобное испытывала на Земле. Откуда же оно взялось? И проявлялась ли еще как-то?
— Кат, вы… эмпат?
Оу! Какие слова он оказывается знает.
— Я… я не знаю, что это… — Кат действительно не знает. Но я, Катя, много читавший в своей жизни, человек. И я понимаю, о чем он.
— Вы чувствуете эмоции людей?
— Нет, — отвечаю уверенно. — Людей я вообще не чувствую…
Замолкаю, вдруг сообразив, что вру. Было же! Было! С ним! То есть не с ним а с Рианом! Только я тогда не поняла, что это. А на самом деле весьма похоже.
Я стою ошеломленно глядя ему в глаза. В голове вертятся два варианта: либо другие люди мне не столь близки и важны, как он, и я не улавливаю их эмоции, либо Терриан не совсем человек.
Он внезапно тоже напрягаться, ноздри раздуваются, губы поджимаются, взгляд становится острым, как бритва. Подумал о том же? Ну и что скажете, господин генерал? Имейте смелость признаться.
Его спасает дружок-граф.
— Мадам, вы, пожалуйста, так не пугайте нас, — раздается его голос за спиной босса. — У меня сердце едва не остановилось, когда вы сунули руку чуть ли не в пасть чудовищу.
Серьезно? Слышал ли он наш разговор? Пытается меня отвлечь или издевается? Пробую услышать его эмоции, но не работает.
— Дорогой граф, какое слабое нынче сердце у храбрых воинов. Вам не кажется? — Поворачиваюсь к нему. — Вы называете чудовищем этого малыша?
Дин Мар теряется. Он и правда не знает, что ответить. Сказал бы возможно, да видел только что, как я гладила Шипика, и тот не проявлял ни малейшей агрессии.
— Мадам, мы веками боремся с этими чудовищами. По всей видимости, вам и правда в этот раз попался детеныш. Обычно эти шипокрылы съедают людей без предупреждений.
— Охотно верю, если люди кидаются на них с оружием.
— Кат Рина, — вмешивается муж, разнимая нас. — Эвар прав. Если бы все монстры были похожи на вашего шипокрыла, зачем бы нам нужно было их уничтожать ежегодно в течение многих веков?
Я смущаюсь. Быть может, я не права. Вдруг Шипик реально исключение. Или я...
— Вы хорошо знаете историю Марна — вы мне расскажите.
— Обязательно поведаю вам эту сказку на ночь, — заверяет муж. — Уверен, что-то здесь не так. Будем разбираться. А пока что прошу вас двоих, и Гиммлера тоже, никому не рассказывать о случившемся. А еще на глазах у воинов не делать подобного. Это совершенно недопустимо. Представляете, как они будут себя ощущать?
Сдерживаю смешок, но он в чем-то прав. Надо сначала разобраться.
— Я думаю, им было бы полезно на это взглянуть, — не удерживаюсь от едкого замечания, сверкая взглядом на Дин Мара.
Но тут возвращается Гиммлер, и я забираю у него принесенное, лекарство в первую очередь.
— Идемте! Поменяем ошейник! Ребенку больно.
Старый вояка бледнеет, уверенный, что зовут его. На самом деле, я знаю только одно… существо в этом мире, кто решится мне помочь. Но с ухмылкой смотрю на всех троих, приглашая.
— Свободны! — спасает остальных от позора Терриан и забирает из рук Гиммлера ошейник. После чего тот с радостью исчезает.
А вот граф не торопится. Пока не получает молчаливое едва заметное приказание взглядом.
— Идемте, Кат Рина.
Я уже собираюсь вернуться к Шипу, но останавливаюсь и произношу серьезно, стараясь достучаться.
— Терриан. Постарайтесь обойтись без агрессии и вековой ненависти к нему. Я понимаю, вы привыкли считать этих существ угрозой, врагом, всем, чем угодно, но не маленькими беспомощными созданиями. Но пожалуйста, увидьте то, что вижу я. Он потерян, испуган и ему больно.
Муж смотрит на меня опять, словно впервые.
— Постараюсь.
Наше приближение воспринимается Шипиком неоднозначно. Ухо снова приподнимается, и он встает на лапы, хотя до того успел прилечь. Самое интересное, что в моем присутствии не дернул цепь ни разу.
— Шипик, тише, я помогу, — произношу нежно. Сама, конечно, в шоке от того, как быстро начала воспринимать страшненькое, чего уж кривить душой, создание, как обычного щенка. Эдакая полутораметровая в холке собака, весом пару центнеров и без шерсти. Милашка просто. — Стойте здесь.
Терриан останавливается, а я ощущаю, как шипокрыл на него реагирует. Тут смесь разных чувств. Страх, агрессия, и одновременно невозможность напасть. Как и в прошлый раз мой монстр понимает, что перед ним опасное существо и отползает подальше. Тут же натягивает ошейник и скулит.
— Ну что ты делаешь, а? Не двигайся.
