— Возьмёшь с собой? — перекрываю воду и встряхиваю руки.
— Выгулять?
— Мы разве не за этим сюда приехали? — смеюсь, когда он щекочет бородой мою шею.
— Не думал, что тебе будет интересно ходить по сугробам в лесу. Ты больше из тех, кто хорошо себя чувствует у камина с какао. Не с тем Какао, — смеётся, когда в ногу упирается влажный нос собаки, мгновенно реагирующей на своё имя.
— Боже, да ты же вообще меня не знаешь! — шутливо ужасаюсь, разворачиваясь в его объятиях. — Я обожаю гулять! — кладу ладони на его плечи.
Все кажется таким естественным, все эти объятия и флирт с собственным мужем.
Что я даже перестаю окрашивать это словом «странно». Перестаю пугаться того, что раньше этот флирт значил только одно — неминуемую точку в конце, а теперь мы вроде как на середине длинной истории и дальше только новый лист. Перестаю постоянно задаваться вопросами: «а как было раньше?» и «как будет, когда…» Просто сейчас хорошо. Я же могу позволить себе это чувство?
— Последние две твоих прогулки закончились не слишком благоприятно.
— Благоприятно? — подтруниваю над ним. — Ты воспитывался в школе благородных мальчиков?
— Что? — смеётся он. — Плачевно? Катастрофой? — подбирает варианты, хмурит брови, под которыми скрываются искрящиеся весельем глаза.
— Плачевно. Да, вот это слово, — похлопываю его по плечу. — Но это же просто стечение обстоятельств. Здесь со мной ничего не случится.
— Ладно, собирайся. Марс, думаю, тоже не будет против прогулки.
— Точно, — выглядываю из-за широкой спины мужа и смотрю на сына, с удовольствием жующего детское печенье, пока Какао рядом измазывает слюнями его столик. — Ты взял коляску?
— Прогулочную. Она лежит в машине.
— Оденешь Марселя? — заглядываю в серые глаза Миши почти умоляюще.
Он просто кивает и, оставив горячий след своих ладоней на моей талии, отступает к сыну. Миша неизменно меня удивляет. Когда сам берется за ужин, даже не предлагая мне эту миссию (очевидно помнит, что я в этом не сильна), когда напоминает о лекарствах, график приема которых уже выветрился из моей головы, когда за минуту собирает Марса, успев умыть и передать мне на руки, увлеченного своей пустышкой. Надёжный, как скала, уверенный, как несущийся по рельсам бронепоезд. Ни грамма упрёков в моей несостоятельности или намека на то, что пора бы вливаться в свою настоящую жизнь.
При взгляде на него никогда не скажешь, что ему что-то в тягость, скорее наоборот, кажется, ему нравится быть нужным. И сыну, и мне. И, черт возьми, это ужасно возбуждает.
Как может не возбуждать мужчина, берущий все проблемы на себя, правда?
— Какао, гулять! — зовёт из коридора Миша.
Радостный пёс скользит когтями по ламинату, припрыгивая от радости. Мы с Марсом выходим следом. Я накидываю пуховик и шапку, жду, когда Миша заберёт с моих рук запакованного в теплый комбез Марса, чтобы посадить в коляску, уже ждущую на крыльце.
— Надо было заехать и купить тебе нормальные сапоги, — говорит муж, выпуская на улицу Какао, и перехватывая сына на руки.
Я вдеваю ноги в кроссовки, и сама поражаюсь своей глупости. Правда, почему у меня нет нормальных сапог, если я каждый день гуляю с Марселем?
— Они теплые, — вяло возражаю я, чтобы Миша не чувствовал себя виноватым.
— Они короткие, снег набьется и ноги промокнут. Ещё заболеешь…
— Будешь меня лечить, — поднимаю голову, улыбаясь.
— Не смешно.
— Растирать спиртом грудь…
— Какое соблазнительное предложение, — не удерживает смешка Миша. — Почему ты не взяла нормальную обувь?
— У меня ее нет, — пожимаю плечами, выпрямляясь. — Пошли, я не буду залезать в сугробы, обещаю, — закатываю глаза, зная, что вряд ли сдержу это обещание.
Сомневаюсь, что тут кто-то протоптал пригодные для кроссовок тропинки.
Мы прикрываем входную дверь и всем семейством двигаемся в сторону леса.
Далеко ходить не надо — обогнул дом с любой стороны и вот ты уже блуждаешь среди сосен. Как я и думала, закат здесь утопает прямо в посеребрённых макушках, оставляя красно-желтые дорожки из света между деревьями. Вид умопомрачительный.
Я качу коляску с угукающим от восторга Марсом, рядом идёт Миша, присматривая то за мной, то за бегающей вокруг собакой.
— Почему без поводка? — спрашиваю его, когда мы заходим довольно далеко от дома.
— Здесь не нужно. Людей здесь не бывает, животных тоже, благодаря забору вон там, видишь, — указывает рукой на металлическую сетку между деревьями вдалеке. — А Какао очень послушная собака, никуда от хозяев не убежит.
— Но ты не хозяин.
— Она меня знает, этого достаточно. Не тяжело? — кивает на коляску.
— Ну так, — признаюсь я, прокатывая небольшие колеса по снегу. — Лучше, чем та, что дома. Та коляска просто ужасна!
Миша одаривает меня странным взглядом.
— Что? — спрашиваю удивлённо.
— Я лучше промолчу, а то припомнишь мне потом, — прячет от меня насмешливую улыбку.
— Да говори.
— Ладно. Я тебя предупреждал, что коляска — дерьмо.
— Что за выражения, Миша, — притворно округляю глаза, хотя сама выразилась бы так же, честное слово. Она же ужасно громоздкая, неповоротливая, не маневренная.
И ещё куча слов с приставкой «не».
Миша останавливается и поворачивается ко мне, уже не скрывая улыбки.
— Но ты в нее так вцепилась!
— Я была не права, — смеюсь, примирительно приподнимая ладони вверх.
— Это впервые. Стоит записать, — хмыкает муж, стирая с бороды редкие снежинки.
— Что я не права?
— Что ты это признаешь.
Мы замолкаем, закопавшись каждый в своих мыслях. Я в моменте, когда же стала не способной признавать свои ошибки, Миша — не знаю. Может, в моменте, где снова меня любит? Эта мысль мне нравится. Да. Та, где он тоже забывает все прошлое и начинает с такого же чистого листа, как и я.
— Не знаешь, где мой фотоаппарат? — разбиваю повисшую тишину.
— Нет, — качает головой.
— Я начинаю подозревать, что наша квартира — черная дыра. И телефон, и Кенни… — говорю задумчиво, поднимая голову к небу. Так красиво, невозможно оставить этот кадр только в своей голове.
— Кенни?
— Дашь свой телефон? — осеняет меня.
Снимки Марса на него вышли классные. Может, и закат удастся запечатлеть во всей красе.
Миша без слов достаёт телефон из кармана и протягивает мне.
— Прокатишь Марселя? Сделаю пару снимков, — говорю, залезая сразу в настройки камеры.