О чём он думает и что недоговаривает?
Но от возможных расспросов меня отвлекло появление во дворе короля, бодрого, собранного и зоркого — казалось, его острый взгляд замечает всё вокруг. При виде его у меня в груди до сих пор что-то сжималось от давно позабытого детского благоговения перед сильным, кажущимся почти всемогущим взрослым.
Все склоняли перед ним голову, смолкали все разговоры, когда он проходил мимо — к оседланному для него вороному коню. И едва его величество прошёл к середине двора, следом за ним появился и Атайр.
Всё, что случилось между нами вчера там, на пронзённой падающим в оконце светом солнца, казалось сейчас досадной случайностью, о которой и вспоминать неловко. Принц и не смотрел в мою сторону: на каждое приветствие обращался его взгляд, а меня словно бы обтекал. Как будто я была виновата во вчерашнем, честное слово! Как будто это я вдруг полезла его целовать и кидалась на шею.
Он всё же посмотрел на меня — самую последнюю из всех. Я наклонила голову, произнеся одними только губами “ваше высочество” — и воздух между нами словно бы хрустнул, заледенев.
Все уже приготовились рассаживаться в сёдла, но взмахом руки его величество Каллум попросил внимания.
— Я очень рад, — проговорил он, — что наши вархасские гости решили отдать дань уважения принявшей их земле, поднести дары в наше святилище. Ведь все мы раньше чтили одних богов — и, я уверен, они будут благодарны. Но ещё одно я сделаю, когда мы прибудем к камню Фаль. Когда принесём жертву в Священной роще и кровь упадёт в траву, соединится с духом наших земель, я попрошу богов изъявить свою волю: быть ли Тавиане де ла Исла женой моему сыну, истинному будущему королю Глиннхайна.
— Кажется, вы всё решили, ваше величество, — насторожился отец.
Похоже, теперь он вовсе не был уверен в том, что даже столь щедрая жертва заставит Старых богов выказать свою благосклонность. А вдруг они окажутся против? От такой мысли у меня даже в груди ёкнуло. Мы невольно встретились с Атайром взглядами: как будто он вдруг понадеялся, что наш возможный союз разорвут более древние силы ещё в тот миг, когда он только наметился волей людей.
— Я решил, — подтвердил король. — Но вы сами понимаете, советник, что непростые отношения наших народов в прошлом не оставляют мне другого выбора. Не все довольны тем, с каким теплом я встретил вас. И тем, как скоро мы приняли решение соединить судьбы наших детей. Моя воля, как короля Глиннхайна, сильна, но если её недостаточно, то воля богов закроет даже самые злые рты.
Я не смогла сдержать вздоха. Такая непоколебимая решимость на лице Каллума заставляла меня с ноги на ногу переминаться от беспокойства. Похоже, он уверен, что боги поддержат его. И захотелось спросить у Харелта: возможно ли такое? И как мы вообще распознаем одобрение нашего с Атайром союза свыше?
Я повернула голову к друиду, который только что стоял рядом, но его поблизости не оказалось. Как вовремя он ушёл, будто хотел избежать расспросов. И я уже почти отвернулась, как увидела светлое пятно у самого края тропинки, что вела со двора в рощу. Показалось сначала, служанка тайком наблюдает за сборами господ. Но нет, девушка в светло-зелёном, словно блик на траве, платье была вовсе не похожа на прислугу. Её серебристые, совсем как у меня, волосы мягкими локонами лежали по плечам, черты лица были словно бы вырезаны из светлой древесины. Она смотрела мимо меня на Атайра, который напряжённо слушал, что ещё говорит отец. Но затем она перевела взгляд на меня — и лёгкая улыбка мгновенно сползла с её губ, а глаза стали из светлых болотными.
В лицо мне пахнуло прелой травой, липкой тиной и холодным в тени мхом. Боиреннах — а это точно была она! — ещё миг разглядывала меня, а затем просто повернулась и через несколько шагов будто растворилась в тенистой зелени деревьев.
Теперь мне точно не избавиться от ощущения постоянного недоброго наблюдения. И без того я с опаской въехала на уже знакомой кобыле в ту самую рощу, где однажды видела часть души Ребеки, а затем встретила Атайра. Теперь же повсюду мне мерещились сумрачные глаза боиреннах. Всё же я, даже обладая довольно солидными силами, пока не могу сладить даже с обычным лесным духом. Не помогал, похоже, и защитный амулет, который Харелт дал мне вчера, чтобы оградиться от зла, что могла ещё причинить мне эта неугомонная и крайне ревнивая сущность. Вот как будто мало проблем.
Я ехала следом за отцом. Позади тихо переговаривались стражники. И спиной, самым позвоночником я чувствовала на себе постоянный взгляд Илари. Как будто для него нарочно было приготовлено это испытание. Увидеть меня невестой руэльского принца. Осознать, что ему больше нечего ждать. И отчего-то жаль было всех надежд, мечтаний, что связывали нас ещё в Вархассии, когда мы украдкой находили возможность встретиться то в саду, то у реки, что протекала недалеко от имения отца, и обмолвиться хотя бы парой слов.
А теперь это рассыпалось на всё более мелкие осколки — с каждым днём, что я проводила в туманных лесистых чертогах Глиннхайна.
Оказалось, что даже верхом мы не сможем напрямую добраться до святилища — только до озера, путь к которому лежал через рощи и луга, петлял между невысокими взгорьями, накрытыми шапкой золотящегося в солнечных лучах тумана. И чем дальше мы ехали в извилистой седловине, тем заметнее менялся цвет дымки. Поначалу она была белёсой, а затем начала розоветь, словно кто-то понемногу подмешивал в неё кровь. И вскоре туман стал совсем уж угрожающе красноватым, а затем вдруг огненным. Похоже, для руэльцев такая смена оттенков была чем-то привычным, они словно бы и внимания не обращали на это. А я только вертела головой по сторонам, не зная, восхищаться или пугаться.
— Вы тоже это видите, ваше высочество? — обратилась я к Ребеке, которая ехала рядом в небольшой открытой повозке вместе с двумя внимательными фрейлинами.
— Харелт говорит, что красный туман — хороший знак, — удивительно серьёзно ответила мне принцесса. — Это цвет королей. Кровь Первых племён, которая течёт в них.
Я только моргнула, уже сомневаясь, что и слух меня не подводит. Это что, сказала шестилетняя девочка? Словно в ней сейчас говорил сам друид. Или какая-то другая, гораздо более взрослая сущность. Но вот Ребека смолкла, пара мгновений — и она вновь стала просто девочкой, которая смотрела на меня широко распахнутыми глазами.
Кровь Первых племён, значит.
