class="p1">– Ты Николай?
– Николай.
– Почему же ты Николай?
– Потому что меня так назвали.
– А если б тебя назвали Петром?
– Тогда бы я назывался Петром.
– У тебя изменился бы нос или уши от этого?
– Не думаю.
– Что же ты полагаешь, если б тебя звали Павлом, тебя бы солнце больше пекло?
– И этого не полагаю.
– Ведь, если б ты умел печь булки, ты бы назывался булочник?
– Справедливо.
– Почему же ты тогда упорствуешь в любви к Элизе?
– Я не упорствую.
– Что ж ты делаешь?
– Я просто люблю ее.
– Королю нужно повиноваться!
– Следует.
– Ну, так как же?
– Я не знаю.
– Отец Элизы за тебя не выдаст.
– Это его дело.
– И ты Элизы больше никогда не увидишь.
– Ну, что ж делать?
– Разве тебе это будет приятно?
– Я не говорю этого.
– Да ты знаешь ли, что ты сейчас делаешь?
– Разговариваю с королем.
– А кто так еще разговаривал?
– Я не знаю. Вероятно, немало несчастных людей так разговаривает.
– Это называется сократический диалог.
– Всё может быть.
– А Сократ был величайшим мудрецом.
– Тем лучше для него.
– Так вот ты и чувствуй.
– Теперь, когда ты мне сказал, буду чувствовать.
– Так как же тебе не стыдно?
– Я не знаю, чего мне стыдиться, я ничего не сделал.
– Ведь ты делаешь зло отцу девушки, мне и самой Элизе.
– Я вообще ничего не делаю. Как же я могу делать зло?
– Мы все расстраиваемся от твоей любви.
– Если б я не говорил о своей любви, о ней никто бы не знал. Если вас расстраивают мои слова, я не буду говорить – вот и всё.
Тогда король обрадовался и крикнул тюремщика.
Что я тебе говорил? Стоит умному человеку пять минут поговорить, как он может убедить в чём угодно. Вот Николай уже забыл и думать о твоей дочери.
Тогда тюремщик обратился к пастуху:
– Это правда, что ты разлюбил Элизу?
– Нет, неправда. Я ее люблю.
Тут вступился король и закричал на Николая:
– Ах ты такой сякой, ты же мне обещал, что не будешь говорить о своей любви!
– Зачем же вы меня спрашиваете?
Король тюремщика успокоил и Николая оставили на свободе, стараясь только о том, чтоб он не имел случая видеться с девушкой, которую уверили, что Николай ее разлюбил. Элиза не очень этому поверила и всё искала удобной минуты, чтоб спросить об этом у Николая самой. Однажды, выйдя за дворцовые ворота, она увидела Николая, сидящим на скамейке и спросила его:
– Это правда, Николай, что ты меня разлюбил?
– Нет, неправда, я люблю тебя по-прежнему.
– Почему ж ты избегал со мною встреч?
– Мне так велели король и твой отец.
Элиза с громким плачем бросилась в свой дом, кинулась на постель и до ночи прорыдала. Когда отец подходил к её двери, она не пускала его, крича: «Пошел вон, злой человек! Вы меня разлучили с милым Николаем, хотели меня обмануть, что он меня не любит, а он меня любит по-прежнему. Я вот сию минуту возьму да умру, и все узнают, что ты виновник моей смерти».
Конечно, Элиза нисколько не умерла, а король призвал Николая и говорит ему:
– Что ж ты наделал? Ведь ты дал мне слово, что не будешь говорить о своей любви?
– А зачем она меня спрашивает? Я сам не говорил.
Король пожевал губами и говорит:
– Всё-таки тупой ты парень, друг мой! И хоть послушный, но тебе надо давать самые подробные указания. А то живо с тобой в беду влетишь. Так вот слушай хорошенько, что я тебе скажу! Когда бы Элиза тебя не спрашивала насчет любви, ты отвечай ей, что ты её терпеть не можешь. Или нет, этому она не поверит. Лучше скажи ей, что питаешь к ней самые хорошие дружеские чувства, а полюбил другую. Такие ответы бывают всегда наиболее тягостны и легче всего исцеляют от любви. Скоро во дворце будет праздник, ты не скучай, веселись, не избегай Элизы, а то она подумает, что ты ее всё еще любишь, а протанцуй с ней вальса три и веди разговоры самые обыкновенные.
Всё вышло, как но писанному и когда после второго вальса, выйдя по аллее, освещенной разноцветными фонариками на лужайку, откуда видно было, как из-за черной купы дерев к черному августовскому небу, шипя, взлетали ракеты, рассыпаясь яркими звездами, Элиза спросила Николая:
– Вы веселы сегодня, мой друг! – Может, слова моего отца не были лишены справедливости? – то Николай спокойно ответил:
– Я вас терпеть не могу, или лучше сказать, я питаю к вам самые дружеские чувства, но люблю другую женщину. Это ответ наиболее тягостный и легче всего исцеляет от любви.
Если б Элиза дослушала до конца Николаевы слова, конечно, она поняла бы, что искренняя речь не может быть так построена. Но дело в том, что первая половина фразы так поразила ее в самое сердце, что она не слышала окончания, а только, побледнев при пестрой розсыпи ракет, пролепетала:
– Неужели это правда?
– Нет, это неправда.
– Значит вы любите меня?
– Я вас терпеть не могу, или лучше сказать, я питаю к вам самые дружеские чувства… и Николай повторил целиком свой первый ответ.
Теперь Элиза выслушала его до конца и, рассмеявшись произнесла:
– Какие странности вы говорите, мой друг. Можно подумать, что вы выучили диктант наизусть. Конечно, сегодня праздник, все шутят, но не могу но сказать, что ваша шутка не очень милая. Я знаю, что вы меня любите, не так ли?
– Я вас терпеть не могу или лучше сказать, я питаю…
Тут уж Элиза не смеялась, а постояв минуту молча, вдруг опрометью пустилась по аллее, подобрав платье, и громко крича:
– Боже мой, Николай сошел сума!
Король и отец Элизы были довольны послушанием пастуха. Они даже подумали, что Николай не только поступает, по и чувствует, как им угодно.
Король призвал его к себе и говорит:
– Вот видишь, друг мой, как хорошо всё устроилось. Элиза погоревала немного и забыла тебя, ты тоже успокоился, а мне и моему тюремщику доставил большое удовольствие.
– Я Элизу люблю, – отвечает Николай.
– Ну, об этом, мы, кажется, условились не разговаривать. Да и потом, раз твоя любовь ничем не выражается, каково же её значение?
– Это важно для меня самого, для Господа Бога, который читает в сердцах и для всех тех, кто смотрит не только на то, что я делаю или что я говорю, а обращает внимание на меня самого и мою душу.
Король видит, что начинается какой-то продолжительный разговор и говорит:
– Ну, хорошо,
