помнят.
– Так чем дело кончилось? Раз уж на то пошло…
Таня тяжело вздохнула.
– То-то и оно. Я запомнила сказку, потому что мама рассказала её в ту самую ночь. Пообещала продолжение следующим вечером. Но наутро приехала скорая, а через пару дней мамы не стало. Так же и она потеряла свою мать. И я всегда боялась…
– Не начинай.
Раньше страх, что она скоро умрёт, не давал ей покоя, а заодно и ему. Он убеждал, чтобы выбросила из головы суеверия, но разве так просто от них избавишься?
– Нет, – ответила она, – тот страх давно прошёл. Но вышло-то видишь как…
– Мы ещё не знаем, как вышло. Не теряем надежды, договорились же, да?
Теперь он её утешал. На том и держались, подставляли по очереди плечо, чтоб не упасть в пропасть отчаяния.
– Не теряем, – улыбнулась она, утирая слёзы, – ведь остались ещё сказки.
Таня не знала, верить ли собственным словам. Ночью ей казалось, что дети будут дома с рассветом – почему, неизвестно. Но макушки деревьев уже порозовели, петух прокричал несколько раз, и стало накатывать страшное: новый день станет первым днём без них.
Тук-тук.
Оба вздрогнули. Крохотный воробушек слетел в кормушку у окна, застучал клювом, выискивая зёрна. Таня и Олег засмотрелись на птицу, а та подняла голову, завертелась – то так на них посмотрит, то эдак. Вместо глаз у птицы сияли алмазы.
Дрожащими руками Таня распахнула окно.
– Всё добывать не пойми откуда, за тридевять земель бегать – ох и нелёгкая работа, неблагодарная! Гляди-ка, нос воротит! Не то ей да не так…
– Да не ворочу я нос, – Марьяна ласково улыбнулась жене лесовика. Её причитания звучали в печи ещё до того, как она появлялась, сопровождали всё её пребывание в доме и затихали понемногу, когда она снова исчезала в дымоходе. Лесовик, казалось, и не слышал вовсе супругу, а Марьяна была рада любому разговору, даже такому.
– А чего ж тогда не ешь?
– Некогда мне, – призналась Марьяна. – Всё с кружевом этим не совладаю. Как ни возьмусь, как ни расплету, оно всё в тот же узор складывается, и узел на нём. Разве тут до еды?
– Хм… А чего б и не до еды? К спеху тебе, что ли?
Марьяна не стала спорить, потому что сама не знала, к спеху ли. Часы на стене не показывали время, да и были ли часами, непонятно. Странные птицы свили гнездо под её крышей, странные запахи диких трав проникали в дом, странное марево колыхалось вместо неба. Марьяна не особо любила выходить. Она не хотела себе признаваться, но её одолевал страх: вот повернётся спиной к избе, а та исчезнет вместе с кружевом и помощниками-лесовиками, и Марьяна навсегда затеряется в страшном лесу.
Пыхтя и откашливаясь, из печи вылез лесовик. Жена тут же принялась отчитывать мужа. Марьяна снова углубилась в работу, улавливая лишь обрывки разговора:
– Дык это, я ж… ну… Загляделся, да! Когда такое повидаешь ещё, а? – оправдывался лесовик.
Он и впрямь пропадал долгое время, так что упрёки были справедливыми.
– Да врёшь ты всё! Где такое видано?! – супруга подбоченилась, не собираясь сдавать позиции.
– Видано – не видано, а я своим глазам верю: птица Гамаюн в Навьем мире! Девушку живую на спину посадил да с ней прямо в небесный океан взмыл. Потом приземлились как ни в чём не бывало, и побежала девчонка прочь через лес, бесстрашно, как по своему двору.
Сердитая жена только фыркнула, а Марьяна оторвалась от работы:
– Живая девушка?
– Верно, – лесовик повернулся к ней. – На тебя похожа, да только помладше.
– Они все похожи! – отрезала лесовая.
Марьяна почувствовала, как холодеет кровь.
– Ты только одну видел?
– Я – одну, – кивнул лесовик, – но толки среди нашего народа ходят…
Лесовая пробурчала, углубляясь в работу по дому:
– Им бы только толки разводить, до дела не охотны…
Марьяна подсела на лавку к лесовику:
– Расскажи-ка подробнее.
– Да оно-то… Неясно так… Кто говорит, Лель с Лелей танцевали, души призывали, такое представление устроили… Но среди душ была одна живая… А ещё говорят, меж русалок одна из мира Яви оказалась, не утопленница, живёхонька… Свадьбу Водяному справлять готовятся, но это уж совсем ни в какие ворота…
– Три девушки… – Марьяна свела брови.
– Получается, так, – развёл руками лесовик.
Марьяна долго молчала, а лесовик уже принялся за работу, как вдруг добавил:
– Ещё про одну разговоры ходят…
– Ещё? – удивилась Марьяна.
– Но та – другая… На ней поцелуй Мары, как бы не дочь её названная. С обоими мирами связана, в обоих жила, а кто такая – толком никто сказать не может.
Супруга лесовика только презрительно покачала головой, ставя на свежую цветастую скатерть тарелку с пирогами. Её муж достал чашки, проговорил:
– Да вот ещё парень с ней…
– Да выкладывай уж всё сразу! – Жена грохнула чайником.
– Парень тот, – деловито кивнул лесовик, – живой. Юный совсем. Но то ж слухи… А вот одну я своими глазами видел!
Марьяна чувствовала, как всё внутри сжалось в болезненно пульсирующий ком. Она не знала, что говорить и делать. Но жена лесовика, видимо, поняла больше неё.
– Ох, да ясное же дело, девица! – Она смотрела, подбоченившись, но беззлобно. – Сёстры твои да брат, да? Тебя искать пришли, выручать! А та, четвёртая, – проводница их.
Марьяна кивнула, но мыслями была уже далеко. За длинным столом в саду, летним днём, среди родных и друзей, по левую руку от жениха. Звуки и вкусы, слова и ощущения – так много всего, в хаосе, в спешке, в надеждах и планах… Что же было наваждением: здешний покой или та суетная жизнь?
Кое-что смущало, и Марьяна спросила:
– Но почему все по отдельности? Почему не вместе?
Был и другой вопрос, только его Марьяна страшилась задать даже самой себе: разве Андрей не с ними? А если нет – почему? Решил не искать её?
– А ты почему здесь одна? – резонно спросила лесовая. – Видно, потому и они. У каждого своя дорога, но все ищут тебя.
– И что же теперь делать?
– Подумать хорошенько. – Тон и выражение лица лесовой изменились, и Марьяна увидела в ней нечто большее, чем простую ворчунью. – Ты сама-то хочешь, чтоб тебя нашли?
– Я? – Марьяна удивилась – Я ведь от них не пряталась… Я… Конечно! Только б с ними всё было в порядке.
Пара заговорщицки переглянулась.
– Лады, – сказал лесовик, – хочешь, значит, найдут.
Он расставил на столе четыре чашки в красный горох и, взяв под руку супругу, скрылся с ней в
