Сидя на скамейке между качелями и лесенкой для лазания, Кэсси не переставала вглядываться в бегущую, брыкающуюся, взбирающуюся массу детей, высматривая Эллу и Финна. Она была в «Хорошем парке», где они так любили гулять. Где они любили гулять раньше. Приоритетная зона обслуживания привлекала респектабельные семьи и часто посещалась туристами. В отличие от небольших клочков зеленых насаждений рядом с домом, где находилась квартира Мэг, где полно собачьего дерьма, иголок, битого стекла, здесь были аккуратные лужайки и ухоженные клумбы. Цепи качелей не покрывала ржавчина, карусель плавно крутилась вокруг своей оси, поэтому именно сюда, хотя и далеко от их дома, особенно для Эллы, Кэсси обычно приводила детей, давая Мэг небольшую передышку. Элла обычно просила, чтобы ее несли, умоляла, уговаривала, ныла, и в конце концов Кэсси сдавалась, потому что Элле было всего три годика, и ножки у нее еще короткие для такой долгой пешей прогулки. Тогда начинал жаловаться Финн. И она отвечала, что ему уже пять, а значит, он достаточно взрослый, чтобы идти своими ногами, но он все равно хныкал, а она отвлекала его рассказом о нем самом. И так они добирались в «Хороший парк» и обратно.
Теперь Элле уже исполнилось пять лет, а Финну – почти семь. Оба достаточно взрослые для пеших прогулок. За последний год Кэсси несколько раз видела их здесь. Она всегда держалась вдалеке, защищая себя от безразличия Мэг, а детей – от собственного легкомыслия.
Они часто приходили сюда, но сегодня их не видно.
Если забыть, что Кэсси сидит здесь уже пять часов, ее можно принять за мамочку, урвавшую десять минут для себя, пока дети носились по площадке. За это время она пропустила похороны Эйприл. Но туда пришло бы много знакомых, да и сидеть в парке, дожидаясь появления племянников, было более важным делом. Жаль только, что не сдержала обещание, данное Джейку.
«Я люблю свою жену, – сказал он. – Я люблю своих детей». Она знала историю Джейка. Там, где она была закрыта, как сжатый кулак, его можно сравнить с раскрытой ладонью. Что потерял Джейк: мать и отец (умерли от пьянства), младший брат (умер от наркотиков), восемь лет (тюрьма, рукоприкладство, хранение наркотиков с намерением сбыта), первая жена и дочь (разошлись и живут на другом конце света). И все же у него хватало сил сказать: «Если тебе повезет, что-нибудь еще обязательно будет иметь значение». Ему повезло встретить женщину, которая, зная его историю, все равно полюбила его, дала ему второй шанс на любовь, брак, детей.
А каким образом повезет ей, если вообще повезет? Как будет выглядеть это везение? Только не так. Не как мамочка в субботний день в парке развлечений, одним глазом присматривающая за своими детьми. Неважно, как аккуратно она поливала свое зонтичное растение, как часто кормила глупую кошку Льюиса. На самом деле она была безответственной. Самой себе она уже доказала это. Никогда ей не стать человеком, который заботится о других. Забавно, но в течение многих лет она считала себя сильной, даже храброй. Когда умерла мама, она пропустила неделю занятий в школе, а затем вернулась и сдала экзамены. Когда ушел отец, она продолжила учебу, закончила школу, поступила в университет, начала взрослую жизнь. Правда, тогда рядом с ней был Алан. Но позже, когда все рухнуло, и проще всего было бы поступить, как Эйприл, она, с опущенной головой, поплелась по жизни дальше. В некотором роде перестроила свою жизнь. Пытаясь загладить вину.
Но все это время она обманывала себя. Теперь она не сомневалась в этом. Эгоистичная и слабая, она не устояла перед первым настоящим искушением.
Рискуя вызвать в парке неодобрение всех взрослых, она скатала папиросу, решив подождать до полдника. Они ведь могли и не прийти, и, скорее всего, не придут. Обычно она оставалась до тех пор, пока толпа детей не редела, разобранная родителями. Дети неохотно возвращались домой к еде, ванне и постели. Или до тех пор, пока с первыми каплями дождя парк не становился безлюдным. Завтра она снова придет, а после… дальше она не знала. Можно было бы пойти к сестре домой. Мег, конечно, не впустит ее; с тех пор как произошел тот инцидент, она ни разу ее не впустила. Но Кэсси, хотя бы мельком, увидела бы малышей, и для нее этого было бы достаточно. И даже имело бы достаточное значение. И, возможно, помогло бы ей сделать тот выбор, который Джейк ждал от нее: разрушенное настоящее вместо идеального прошлого.
Она никогда не сомневалась, что у нее будут собственные дети, от Алана. Сейчас, конечно, эта мечта не сбудется. И все же время от времени она ловила себя на том, что представляла, как все могло бы быть. Луч солнца проскользнул между облаками, она прищурилась и позволила себе снова увидеть. Их ребенок – девочка – осторожно ступала по бревну. Алан шагал рядом, чтобы поддержать дочь, если она начнет терять равновесие, и поймать ее, если она будет падать. Почти так близко, что протяни руку – и коснешься; мир, который они с Аланом придумывали вместе. Он мерцал за тяжелым занавесом реальности, а временами налетевший ветер подхватывал, дергая, занавес, и из-под него проступало яркое захватывающее сияние Игры Воображения.
Кэсси заставила себя вернуться в реальный мир. Основательно изменила, переосмыслила сцену. Сосредоточила внимание на облупившейся краске на скамейке под ее ладонями. Краска была грубой и настоящей, но чтобы заметить это, все равно пришлось сделать усилие. Когда же она позволила себе расслабиться, скамейка и облупившаяся краска снова исчезли. Так же, как и сухой теплый запах вытоптанной травы. Но стоило ей сосредоточиться, и вот они снова на месте. Прикосновение, запах, звук. Шум высоких детских голосов, приглушенные крики родителей.
– Финн, спокойнее и ровнее!
Услышав это имя, ее словно ударило током. Бросило в дрожь. Голос, издавший «папин защитный крик», был незнакомым. Чей-то еще Финн. Она огляделась в поисках другого Финна – скользнула взглядом по горкам, карусели, лесенкам для лазания – и замерла. Элла сидела на качелях, вытянув ноги вперед, а Финн неумело толкал ее, так что качели больше кружились и дергались из стороны в сторону, чем поднимались и опускались. Рядом с ними стоял незнакомый мужчина, который, собственно, и крикнул имя. Теперь он раскачивал качели.
Она смотрела, как он качает ее племянницу, осторожно, несильно и невысоко, выдерживая короткую прямую линию и ровный ритм. Элла наклонялась вперед и назад, ее слишком большая футболка развевалась на худеньком тельце. Обычно Кэсси сажала ее на защищенное сиденье качелей для малышей и тихонько раскачивала, а она сидела с открытым ртом, будто сосредоточенно училась через глаза, уши, рот, нос и кожу, смотрела на свои ноги, словно загипнотизированная зрелищем, как они летают над землей. Сейчас она визжала, от полета в небо у нее кружилась голова. Повернувшись, она что-то сказала мужчине, и Кэсси почувствовала, как она вся напряглась, готовая вскочить, готовая подхватить, если маленькие ручки Эллы соскользнут с цепей.
– Подожди, детка, – услышала она. – Ты хорошо держишься? Держись крепче.
Через некоторое время он замедлил движение, поймал ее, и Элла соскользнула на землю, уступая качели Финну. Его волосы стали длиннее; они развевались, когда он по дуге взлетал вверх, и падали на глаза на спуске.
