где твой город, видна только арка. А тут будто в отражении все.
Енисея ответила не сразу.
– Знаете, так всегда было. Я даже точно не знаю, отчего так. Другие храмы видны, они на поверхности. Может быть, спрятаны в скалах, в горах, ограждены морем или неприступными порогами, но они есть, их можно увидеть из человеческого мира. А храм Маары всегда находился здесь, между миром людей и миром духов. Как ворота в иной мир. Так устроила сама Маара, сказывают. Его не видно из мира яви, не видно из мира Нави.
Могиня вздохнула, прищурившись, посмотрела вверх – они подошли ближе и уже могли рассмотреть храм вблизи, увидеть странные, будто живые тени, спускавшиеся сверху, скользившие по каменным плитам.
– Да оно много ума не надо, чтобы догадаться, – задумчиво, с грустью проговорила она. – Мара – повелительница мрака и холода, царица навьего мира[17], хранительница его тайн. Только благодаря ей духи навьего мира не беспокоят нас ежечасно, да и мы не досаждаем им своими просьбами. А будь ее храм на земле, на виду у честного люда, как бы оно было? Что мёртво, должно быть в покое.
Она запрокинула голову, пытаясь разглядеть крышу: оттуда улавливались едва заметный шелест и мелодичный звон, будто покачивались на ветру невидимые хрустальные подвески.
– А храмы Прави на земле видны? – спросила Катя.
– Да с чего бы энто? – Могиня покачала головой. – Может, в самые древние времена, когда людям дозволялось быть рядом с Богами, но ныне нет, не видать…
Енисея оглянулась и добавила:
– Кроме одного. Храма Подлунного. Мы были в нем в Александрии.
Могиня споткнулась и едва не упала, посмотрев на нее с удивлением:
– Вы были в Александрийском храме?! Как найти-то его сумела, заповедное же место!
– Да нас Катя провела, – отозвалась Ярослава, отвлеклась, поскользнулась и рухнула на камни. Истр помог ей встать.
– Ничего, ничего, – бормотала она себе под нос, виновато улыбаясь.
Катя тихо вздохнула, покосилась на Могиню.
– Ох, секретники, – проворчала женщина. – Что еще таите, не сказываете?
– Да ничего, бабушка, честно. – Ярослава растерла ушибленное колено, прихрамывая, пошла следом.
Они уже подходили к лестнице, ведущей в храм. При ближайшем рассмотрении она оказалась довольно крутая, скользкая от синеватого мха. Почти неприступная. Страшная: держаться было не за что…
Енисея дотронулась до нижней ступени, и тут же вырос тонкий столб света. За ним второй, выше на пару ступенек, за ними еще один и еще. Лишь только выросла последняя опора, как узкая лента скользнула по ним, соединив первый и последний и образовав перила.
– Ну, так подниматься-то сподручней будет, – обрадовалась Могиня.
– А кто-то, помнится, вчера говорил, что вся Сила ушла, – проворчал Истр, берясь за мерцающую ленту. – Не то пришлось бы нам карабкаться словно черепахам заморским.
Они легко поднялись наверх друг за другом: Енисея, Могиня, Аякчаана. Ярушку подстраховывала Катя. Последним поднимался Истр.
Наверху их уже поджидал отец Енисеи – заметил, как они приближались по тропинке к храму. Он был очень похож на себя самого из вчерашнего воспоминания: тот же суровый взгляд, плотно сомкнутые губы и непримиримость в лице. Время и горе лишь усугубили эти черты. На рисунке он был молодым и полным сил, а сейчас перед ними стоял сгорбленный старик, с трудом опирающийся на посох. Лицо его, покрытое глубокими морщинами, было обращено вдаль. Казалось, он не замечал гостей. Но только казалось.
– Кто такие? Зачем пожаловали? – неприветливо бросил хозяин, стоило им ступить на верхнюю ступеньку.
Енисея поклонилась ему:
– Батюшка, это гости наши…
– Зачем ты их сюда привела? – сердито буркнул старик, не позволив дочери договорить.
Ребята притихли. Енисея тоже молчала. В волнении теребила поясок на платье, явно не зная, что ответить, с чего начать.
Могиня выступила вперед, легко отодвинув девушку в сторону.
Она сама кого угодно могла запугать, так что гневный старик не произвел на нее впечатления. Однако она была сейчас в образе молодой красивой женщины и с заметным удовольствием пользовалась этим.
– Прости нас, Великий Жрец, – вкрадчиво начала она с обворожительной улыбкой, – что мы вторглись в пределы твои без приглашения. Да только пришли мы к тебе с дарами несметными.
Аякчаана, Катя и Истр непонимающе переглянулись. Какие еще дары? Ярослава не сводила насто-роженного взгляда с бабушки. На губах Енисеи расцвела улыбка, она лукаво поглядывала то на отца, то на ведунью.
На слова молодой женщины старик отреагировал нарочито равнодушно, но замер на мгновение, искоса посмотрев на пришедших. В синих глазах мелькнуло любопытство.
– Что за дары? – мрачно посмотрел он на Могиню.
Та всплеснула руками, удивленно изогнув тонкие брови домиком:
– Да неужто ты с порога дары наши принимать будешь?! Где ж это видано!
Старик с сомнением постоял, опираясь на посох, с опаской, не ускользнувшей от внимательных глаз Могини, оглянулся на парящий в центре храма цветок, источавший бледный полупрозрачный свет и тот самый звон, что слышали они у подножия лестницы, и отошел в сторону, освобождая гостям дорогу.
Катя и Ярослава переглянулись, пожали плечами – что за дары пообещала Могиня, они не знали.
А та между тем неторопливо и даже важно прошла внутрь храма, оглядываясь по сторонам.
– А что, отче, один ты здесь служишь? – деловито поинтересовалась.
– Да неужто ты вопрошаешь меня, не одарив дарами несметными? Виданное ли дело так поступать? – Велимудр-то еще тот хитрец оказался.
Но Могиня ему яростно подыгрывала.
– И то правда, отче! Принимай наши дары!
Она взмахнула руками, и на кончиках ее пальцев возникли мелкие звездочки. Она стряхнула их, и они со звоном рассыпались у ее ног. Из каждой звездочки тонкой полупрозрачной струйкой поднимался к хрустальному потолку ароматный дымок – запах лесной травы, покоса, реки – и, достигнув его, разливался по залу великолепным пейзажем: вот неглубокая речка омывает прозрачными водами каменистый берег, ребятишки играют, дети постарше ловят в заводи рыбу. Чуть поодаль женщины полощут белье, бьют его о камни, весело переговариваясь и подпевая друг другу. Вдалеке, из-за пригорка, выходят несколько лошадей, а за ними лохматый пастушок играет на свирели, да так, что ноги сами пускаются в пляс.
Енисея, Ярушка и Катя удивленно переглянулись. Велимудр вцепился в посох. Качнулся. Сухая морщинистая ладонь уперлась в колонну.
– Откуда? – прохрипел хозяин.
Старческая рука бессильно дернулась. Енисея бросилась к нему, но он отбросил ее руку.
– Откуда узнала ты?
Могиня взглянула ему в глаза, усмехнулась:
– Чай, узнал ты кого, отче?
Старик поднял дрожащую руку и указал на пастушка:
– Сей отрок – я…
Могиня взмахнула руками, картинка сменилась другой. Теперь их окружил пряный вечер, молодой месяц скользил
