Глава 4 Как создавали святогоИстория судебного процесса, в котором участвовали рыцарь, епископ и банкир, могла закончиться, едва начавшись. Импровизация епископа сыграла свою роль: королевские судьи отвергли обвинение в убийстве, и рыцарь был свободен. Евреям, как это часто случалось в Средние века, некуда было больше обращаться в поисках правосудия. Одни предпочли уехать из Норвича и расселились по Восточной Англии и далее на север. Другие остались. Они решили, что худшее уже позади, что впереди их ждут лучшие времена. Норвич был их домом, хорошей базой для торговой и интеллектуальной деятельности. Нет никаких свидетельств того, что евреи Норвича после суда каким-то образом пострадали, хотя Томас Монмутский утверждает: некоторые немедленно получили по заслугам за свое преступление, и отдельные современные авторы полагают, будто в Норвиче произошел погром[407].
Процесс породил представление о том, что убийство евреями христианского мальчика было делом коллективным. Но вскоре стало ясно: оправдание, придуманное епископом для рыцаря, могло послужить не только судебной защите. Если евреи убили Уильяма из ненависти к его вере (odium fidei), то тогда он – мученик[408]. Томас и остальные монахи представили требуемые подробности. Поощряемые епископом Тарбом, норвичские монахи попытались извлечь свою выгоду из того внимания, которое привлек к останкам Уильяма суд над рыцарем, превратив владение мощами в священное предприятие и своего рода религиозный бренд, которого не постыдился бы и крупный город, и они занялись этим со всем пылом и рвением. Они подробно расцветили происшедшее, разработали персонажей, создали нарратив, включив поминовение о нем в ткань монастырской жизни, и предложили жаждущим корпус чудес и все, что полагалось для почитания нового святого. Их трогательный и памятный рассказ объяснял природу мученичества Уильяма и статус его останков и повышал значение местных личностей, знакомых мест и конкретных предметов, чтобы привлечь внимание людей там, где и без того уже было достаточно святых. Они провели официальную церемонию перенесения останков Уильяма в собор, раздали второстепенные реликвии, чтобы об этой истории стало известно как можно шире, заказали одному из братии «Житие», нашли и зафиксировали чудеса и составили целое повествование, которое и описывало, и создавало культ мученика. Монахи Норвича питали самые радужные надежды, поскольку другие епископы и монашеские общины добились немалого успеха, действуя сходным образом. Они распространяли почитание Уильяма так же, как вели бы любую другую успешную кампанию по сбору средств.
Когда Томас писал «Житие», ставший ему родным Норвич мог похвалиться всеми чертами преуспевающего англо-норманнского города, кроме одной. В городе были собор и рынок; он обладал древним наследием, а также разнообразной и динамичной экономикой. Но у него не имелось святого покровителя. Собор, освященный в честь Святой Троицы, мог похвастаться мощами многих святых и мучеников, но ни один из них не нашел здесь своего последнего пристанища, своего вечного обиталища, а ведь именно владение их останками нерушимо связывало город с тем или иным святым[409].
В этом отношении Норвич отставал от городов аналогичного статуса, например от Винчестера, у которого был св. Свитин, или от Дарема, у которого был св. Гутлак. В этот период целостные нетронутые останки (или некогда бывшие таковыми), покоившиеся в соборе, являлись достаточной причиной для институционального патроната и представляли собой основной источник значительной общественной власти. Святой покровитель мог защищать имущество, люди охотнее давали дары и делали вклады; святой обращал внимание на особые достоинства местной общины и служил, так сказать, лицом строительных кампаний, которые, в свою очередь, способствовали и другим формам развития – как религиозного, так и торгового. Подходящий святой также мог заложить основания гражданской и региональной независимости. Норвич хорошо понимал конкуренцию со стороны соседей, которым удалось создать центр поклонения какому-либо святому. Гробницы св. Этельдреды в Или, св. Эдмунда в Бери и св. Иво в Рэмзи были популярными местами паломничества неподалеку от Норвича, и в Норвиче видели, какие доходы эти города получали благодаря своим покровителям.
Возвышение Уильяма стало не первой попыткой епископа и монахов Норвича заявить свои притязания на останки с определенным статусом, которые могли бы помочь монастырю и облагодетельствовать его. В Норвиче искали подходящего покровителя с тех самых пор, как первый епископ Герберт Лозинга перенес туда свою резиденцию из Тетфорда в 1094 году и начал строить огромный романский соборный комплекс в центре города. Однако, в отличие от других норманнских церковников, Лозинге не удалось создать почитание нового святого или воспользоваться уже существующим местным англо-саксонским культом. Изначально монахи искали покровителя рангом повыше, чем ученик кожевника, притом такого, который был бы уже известен всей стране. Они пускали в ход красноречие, шли на юридические хитрости, чтобы заявить свои притязания на почитаемых святых, связанных с их диоцезом и уже доказавших свою эффективность: на св. Эдмунда, мученика и короля Восточной Англии, и на Феликса, «апостола восточных англов». В Норвиче хранились остатки каменного трона Феликса – хорошая отправная точка для почитания мощей, но одного трона было недостаточно[410]. Феликс Бургундский впервые ступил на английскую землю в Феликстоу в Суффолке, жил в Данвиче, тоже в Суффолке, потом перебрался в Соэм в Кембриджшире, и в конце концов его останки забрало себе аббатство Рэмзи в Кембриджшире. Мощи св. Эдмунда уже давно покоились в Бери в Суффолке, так что епископ вначале попытался перенести свою резиденцию туда и заявить свои притязания на эти реликвии[411]. Не заполучив ни Феликса, ни Эдмунда, норвичские монахи попытались добиться канонизации самого епископа Лозинги после его смерти, но он был запятнан обвинениями в симонии. Норвич так и не обрел собственного святого епископа[412].
