Глава 18
Теперь, когда он стоял так близко, Лоретта чувствовала, что вот-вот упадет, если не обопрется на что-нибудь. Однако Дориан сделал еще шаг, его руки поддержали ее, и она ощутила его губы возле своего виска. В этом прикосновении было столько нежности, что Лоретта задохнулась, сердце на мгновение перестало биться, а потом застучало в удвоенном темпе, девушка подняла голову, чтобы заглянуть Дориану в лицо, – и тут он поцеловал ее, уже в губы.
Лоретта закрыла глаза – она не желала видеть окружающий мир, ей было важно лишь происходящее. Прочувствовать его каждой частичкой тела, всей душой… Прежде она силилась представить, каким окажется ее первый поцелуй, кто ее поцелует, где и как. Мечталось, что на это решится пригожий молодой человек, предназначенный ей в мужья, одобренный дедушкой и братом, беззаветно в нее влюбленный… Но Лоретта даже подумать не могла, какую бурю эмоций вызовет в ней поцелуй Дориана, с которым ей даже разговаривать запретили.
Когда виконт оторвался от ее губ, она едва держалась на ногах и была не в состоянии говорить.
– Мадемуазель де Мелиньи… Лоретта… – Виконту слова тоже давались с трудом. – Если я вдруг обидел вас…
– Да как вы можете! Как вы можете такое произносить! – от возмущения к ней вернулся дар речи. – Вы… повторите немедленно!
Дориан негромко засмеялся и снова припал к ее губам. Он все понял правильно…
Неизвестно, сколько продолжался этот поцелуй, однако и он закончился. Дориан чуть отступил назад, хотя и не убрал рук с талии Лоретты, не выпустил ее из объятий.
– Мадемуазель, вам стоит вернуться. Бланш не сможет долго отвлекать всех, ваше отсутствие обнаружат. Мы с вами еще увидимся. – Но его тон явно говорил об обратном – он не хотел разлучаться с ней.
– Разве я не должна быть с вами холодна? – промолвила Лоретта.
– Должны. А я буду холоден с вами. Но если бы вы подарили мне надежду… радость еще одной встречи… – Дориан удручающе вздохнул. – Тогда я смог бы изображать ледяную неприступность.
– О! Боюсь, за мною станут следить. – Лоретта лихорадочно размышляла. – Я что-нибудь придумаю и передам вам записку через Бланш. Вы…
– Не раздумывайте о неприятностях, – попросил виконт. – О них буду думать я. А теперь идите. Идите же.
– Ну так выпустите меня, – засмеялась Лоретта.
– Ах да. – Он отнял руки, продолжая глядеть на нее так, будто сейчас поцелует снова. Лоретта подозревала, что это может случиться, и совершенно не возражала, однако голос разума пробивался в сознание. Уйти сейчас, чтобы встретиться потом. Да…
Она развернулась и пошла прочь. Но не удержалась и оглянулась пару раз. Дориан стоял неподвижно, положив руку на эфес шпаги, и казался призраком в этом царстве цветов и зелени.
Лоретта присоединилась к обществу как раз вовремя: беззаботно щебечущая стайка фрейлин окружила королеву. Мария-Терезия улыбалась: оказывается, всю компанию развлекал Седрик де Кератри. Удобно устроившись на приземистой скамеечке у ног ее величества, Седрик истязал лютню и рассказывал забавные и весьма двусмысленные истории. Фрейлины покатывались со смеху. Лоретта слилась с их пестрой компанией и сделала вид, что была здесь все время, ни на секунду не отлучалась. Бланш незаметно подмигнула ей.
– Довольно фривольностей. Спойте нам что-нибудь, шевалье, – любезно предложила Мария-Терезия. – Это обрадует и меня, и моих дам.
– С удовольствием! – Седрик уселся поудобнее; чуткие пальцы пробежались по струнам, вплетая музыку в июльский день. – Что желаете, ваше величество? Милые дамы?
– Что-нибудь повеселее! – воскликнула Бланш. – Разбавить постное настроение.
– Сестричка, для тебя – все что угодно! – усмехнулся Седрик. – Есть одна песенка… Хотя вы, ваше величество, ее слышали. Я однажды исполнял ее при вас. Про монаха Иоанна, помните?
– Как же! – королева кивнула. – Вы пели ее в тот вечер, когда мы позвали вас к ужину… Пойте, шевалье, пойте! Премилая песенка.
Дамы затаили дыхание. Седрик нарочито кокетливо поправил волосы, подражая придворным поэтам, взял первые аккорды и запел. Голос у него был очень хороший, и Лоретта заслушалась, благо, песенка действительно оказалась презабавная.
– Спешу поведать вам сейчас
Мной в детстве слышанный рассказ.
Но, чтоб он был усвоен вами,
Перескажу его стихами.
Жил коротышка Иоанн.
Монашеский он принял сан,
И по пустыне, бодрым маршем,
Шагал он вместе с братом старшим.
«Ах, мой любезный старший брат!
Мирская жизнь – сплошной разврат!
Мне не нужна еда и платье,
Поддержка мне – одно распятье!»
Седрик закатил глаза, изображая не в меру благочестивого Иоанна; королева рассмеялась, фрейлины последовали ее примеру. Кератри, удовлетворенный произведенным эффектом, продолжил:
– Резонно старший возразил:
«Кем ты себя вообразил?
Неужто истина, дружище,
В отказе от питья и пищи?»
«Нет, – отвечает Иоанн, —
Твои слова – самообман.
Постом изматывая тело,
Мы совершаем божье дело!»
Дав сей торжественный обет,
В сутану ветхую одет,
Он с братом старшим распростился
И дальше в странствие пустился…
В глазах Седрика плясали чертики. Лоретта зажимала рот ладошкой, Мария-Терезия улыбалась.
– Подставив солнышку главу,
Он ел коренья и траву,
Стремясь достичь высокой цели…
Так длилось более недели.
На день десятый наш монах
Совсем от голода зачах
И поспешил назад, к деревне,
Где брат его гулял в харчевне.
Глухой полночною порой
Он стукнул в ставенку: «Открой!
Твой брат несчастный – на пороге,
И он вот-вот протянет ноги!
Изнемогаю без жратвы!»
Но старший брат сказал: «Увы!
Для тех, кто ангелоподобны,
Мирские блюда несъедобны!»
Монах скулит: «Хоть хлебца дай!»
Хохочет брат: «Поголодай!
В питье и пище – проку мало,
А здесь у нас – вино да сало!»
– Боже, какая жестокость, – скептически посочувствовала Бланш несчастному Иоанну. Седрик расхохотался, вырвал из лютни новую бурю звуков и продолжил:
– Взмолился бедный Иоанн:
«На что мне мой поповский сан!
Пусть голодают херувимы,
А людям есть необходимо!»
Ну, тут его впустили в дом…
Сказать, что сделалось потом?
