Прилетел откуда-то третий; они явно собирались напасть на нас. Мои спутники, увидя птиц, начали стремглав спускаться вниз, обрушивая груды камней, проносящихся около меня.
Но вот один из орлов налетел на Ваню и ударил его. Я видел, как Ваня зашатался, а потом выхватил пистолет и стал стрелять в кружащихся над ним птиц. Расстреляв всю обойму, он вынул нож и, размахивая им над головой, продолжал осторожно спускаться. Видя, что дело принимает плохой оборот, я тоже начал стрелять по орлам из винчестера. В это время ко мне спустился Борис, схватил свое ружье, но, вместо того чтобы стрелять, стал его перезаряжать.
— Да стреляйте! — кричал сверху Ваня, отбиваясь от птиц.
— Стреляй! — кричу и я Борису, израсходовав весь магазин винчестера.
— Картечью их, чертей, надо, иначе не убьешь, — торопится Борис, копаясь в патронташе.
Я хватаю другой винчестер и снова начинаю стрелять. Все ближе к нам спускается Ваня. Лицо и руки в крови. Наконец Борис, зарядив ружье, стреляет, и один из орлов как-то боком начинает скользить вниз. Борис стреляет второй раз, и сраженный орел катится к подножию сопки.
Подошедший Ваня тяжело дышал. Вытирая кровь на лице, он рассказывал, как досталось ему от разъяренных птиц.
— Прямо искры из глаз посыпались, как он дал мне по голове, а чем — не пойму: не то клювом, не то крылом.
На лбу у него была большая ссадина. Спустившись вниз, к подножию утеса, промыли рану и еще долго наблюдали, как царственные птицы взволнованно кружились над развалинами злополучного «замка». Подняв убитого Борисом орла, мы вернулись в лагерь.
Итак, две попытки покорить вершину горы окончились для нас неудачно. О третьей мы и не думали, решив сделать рекогносцировку нашим обычным путем.
Сожалея о том, что не удалось взобраться на гору и стать первыми покорителями ее вершины, мы приступили к подготовке новой разведки. Но ночью я почувствовал недомогание: меня то сильно знобило, то бросало в жар. Начала болеть шея и губы. Утоление жажды снегом не прошло для меня даром: началось воспаление во рту, на шее вскочил фурункул. Нижнюю губу так разнесло, что я вынужден был ее подвязывать, иначе она отвисала, причиняя страшную боль. Болезнь не дала мне возможности поехать на очередную рекогносцировку, и ее производил дядя Ваня.
Вернувшись через несколько дней, он сообщил, что впереди сопки опять подошли к реке, образовав тяжелые прижимы.
Река Оротукан в этом районе стала широкой, и перебрасывать через нее дорогу, чтобы обойти прижимы, с технической точки зрения было нецелесообразно. Предстояло произвести глубокую рекогносцировку, выбрать место перехода через реку Колыму и только тогда решить, по какому же берегу Оротукана прокладывать трассу. Такая рекогносцировка займет не менее восьми-десяти дней, и начинать ее решили после того, как трасса будет подтянута к прижимам. Ваня сообщил мне по секрету еще одну неприятную новость: где-то внизу горела тайга, и дым наполнял долину. Получив еще в прошлом году предметный урок таежного пожара, мы поняли, что начинаются новые трудности.
Подойдя с трассой к прижимам и поручив товарищам обрабатывать полевой материал, мы вместе с Ваней и тремя рабочими, с запасом продовольствия и другого снаряжения, поехали искать переход через Колыму.
Спускаясь вниз по долине реки Оротукан, мы вскоре подъехали к прижимам. Отвесные, высокие скалы, падая в реку, преградили нам путь. Пробраться по ним на лошадях нечего было и думать, и пришлось переправляться на другой берег реки, ставшей здесь значительно шире и полноводнее.
На левом берегу в долине стали попадаться мари, и, объезжая их, нам пришлось много колесить по тайге. Вскоре въехали в полосу дыма, который заполнял всю долину. Пожар бушевал, очевидно, уже где-то недалеко. Пробираясь в облаках дыма, мы Колыму увидели только тогда, когда ее вода блеснула почти перед нами.
Вот мы снова у знаменитой реки! Сквозь дымку смутно виднелись на другом берегу высокие сопки, отвесно спускающиеся к реке. Тихо плескалась вода о прибрежные камни. Мы слезли с коней, напились прямо из реки и присели на большое сухое дерево, лежащее поблизости. Но поддаваться очарованию величественной картины нам было некогда. На противоположной стороне надо найти левый приток — реку Дебин, по долине которой предстояло продолжить трассу и выбрать удобное место для перехода через Колыму. Мы видели, что вверх по течению реки сопки противоположного берега постепенно снижались и переходили в невысокую террасу. Там мы надеялись найти удобное место для перехода через реку.
Пройдя километров пять вверх, мы действительно обнаружили левый приток. Теперь стояла задача — перебраться на тот берег и убедиться, что найденный приток тот, который нам нужен.
Брода через Колыму мы не нашли, делать плоты было слишком долго, поэтому решили переправляться через нее вплавь.
Мы условились, что я поплыву один, и только в случае успеха мои спутники последуют моему примеру. Лошади у нас хорошие, в своем Ваське я был уверен, поэтому смело въехал в реку. Было мелко, и почти половину реки конь шел по дну, затем глубина стала быстро увеличиваться. Васька искоса посматривал на меня: не пора ли, мол, возвращаться? Но я молча становлюсь на седло и заставляю его идти дальше. Но вот конь попадает в какую-то яму, храпит и начинает плыть.
На середине реки нас подхватило сильное течение и стало сбивать с намеченного направления. Васька напряженно борется с ним, но безуспешно.
Видно, место переправы мы выбрали неудачно. Течение несет нас к прижимам. Там, очевидно, большая глубина и нет выхода на отвесный берег. Поворачиваю Ваську вверх по течению, но он не в силах бороться с ним. Скалы быстро приближаются, и в душу заползает тревога. Конь, чувствуя опасность, напрягает последние силы. Чтобы несколько облегчить его, соскальзываю в воду. Страшный холод охватывает все тело. Плыть тяжело и неудобно, так как одной рукой держусь за седло, а другой, поднятой высоко, держу полевую сумку с документами. Почти у самых скал Васька почувствовал дно под ногами и выволок меня на берег. Только теперь до меня дошло, что я был на краю гибели и спас меня верный конь Васька.
Товарищи учли мою ошибку и поднялись еще выше по реке, чтобы их не отнесло к прижимам. Кроме того, они разделись и одежду намотали себе на головы. Не дожидаясь их, я выбрался на высокий берег, расседлал и пустил пастись Ваську, а сам, щелкая зубами от холода, срочно стал разводить костер, чтобы согреться самому и обогреть товарищей, когда они переплывут реку. Наконец костер запылал ярким пламенем. Я снял с себя амуницию и
