звука. Было так смешно смотреть, как Борис с напряженным лицом совершает эти дикие прыжки, что я не выдержал и громко захохотал. Это привело его прямо в ярость.
— Эх! Испортили всю охоту, — прошептал он зловещим шепотом.
И здесь мы увидели глухаря. Вдали на вершине огромной лиственницы сидел великолепный петух. Я бросился к нему. Никакие предупреждения моего спутника не остановили меня. Подбежав к глухарю метров на сто и видя, что он перестал петь, я остановился. Подошел и Борис.
— Сколько бы ты времени прыгал сюда, — шутя сказал я ему, — наверное, до вечера?
Глухарь тревожно озирался. Подходить ближе было опасно, он мог взлететь.
Я перезарядил винчестер, сменил разрывные пули на простые, сел на землю и, уперев локти в колени и натянув ремень на плечо, прицелился в птицу. Грянул выстрел, и глухарь, как подрезанный, ломая ветки, полетел вниз.
— Вот как надо охотиться, — со смехом сказал я, — а не прыгать!
От выстрела со всех сторон взлетело множество глухарей, которые расселились вокруг нас, на лиственницах. Мы попали на ток. Началась «королевская охота». Осторожно подходили метров на сто — сто двадцать к дереву, где сидел глухарь, — гремел выстрел, и птица, кувыркаясь, летела вниз.
Подбираясь к очередной жертве, мы увидели на небольшой полянке двух дерущихся петухов. Распустив крылья так, что они царапали землю, нахохлив перья, птицы с остервенением бросались друг на друга и со страшной силой клевались, стараясь попасть в голову, или же, взлетая, били друг друга шпорами. Увлекшись дракой, петухи подпустили нас так близко, что мы вынуждены были лечь и, чтобы не спугнуть их, ползти по-пластунски. Подо мной хрустнула ветка. Глухари прекратили драку и насторожились. Я пошевелился, и на мой шорох ближний петух, распустив крылья и кудахтал, бросился прямо на меня. Едва успев протянуть одной рукой винчестер, я выстрелил в него в упор. Глухарь упал, но вдруг вскочил и побежал в сторону леса. Пробитый насквозь пулей, он долго не давался нам в руки.
От выстрелов глухари не улетали, а только пересаживались с одного дерева на другое. Мы подстрелили восемь штук, из которых семь было моих и один моего спутника, чем он был сильно обескуражен.
Это были огромные петухи, все избитые, с кровоточащими ранами на шеях и головах.
Взвалив по четыре штуки на плечи, мы едва дотащили их до лагеря.
Возвратившись в лагерь, я стал рассказывать про способ охоты Бориса. Товарищи не замедлили воспользоваться случаем и стали подшучивать над Борисом. Тот, вначале спокойно слушавший смех товарищей, неожиданно рассердился, обвинив всех нас в незнании правил охоты на току.
— Во-первых, никто никогда не охотится с нарезным оружием, а во-вторых, вы не знаете привычек и поведения глухарей на току, поэтому и смеетесь. А это единственно правильный способ охоты. Ведь на глухаря, как и на всякую дичь, охотятся с дробовыми ружьями, значит надо подойти на соответствующую дистанцию. А как это сделать? Вот так и делают — прыжками подкрадываются к ним, потому что во время крика глухарь закрывает глаза и ничего не видит и не слышит. Это старый, проверенный способ. А вы тоже, смеяться!
— Но Иван Андреевич ведь убил семь штук, не прыгая, — возразил Фомич.
— Так Иван Андреевич стрелял издалека, и, кроме того, глухари здесь непуганые.
— Значит, ты всегда охотишься на пуганых, — опять поддел его Фомич под смех ребят. — То-то ты и научился прыгать.
И долго еще продолжалось дружеское подтрунивание над Борисом и разговоры о способах охоты на глухарей и другую дичь.
На следующий день мы выставили первую вешку этого нового летнего сезона, а через три дня уже все втянулись в работу. Наша жизнь вошла в обычный, размеренный ритм.
Работа спорилась. Особенных препятствий пока не встречалось, и мы с изысканиями приближались к маячащей впереди горе. Наконец свой очередной лагерь разбили у ее подошвы, густо заросшей лесом.
Отдав необходимые распоряжения, как вести трассу к этому лагерю, мы с Ваней решили взобраться на гору и оттуда «заглянуть» дальше вперед.
Утром начали восхождение и к обеду, устав изрядно, не поднялись даже до ее середины. Так обманчива высота. Видно, гору так просто не взять, поэтому возвращаемся в лагерь и уже серьезно готовимся к завтрашнему восхождению с ночлегом на полпути к вершине.
На следующий день Ваня, Борис, я и один из рабочих на лошадях, с палаткой, запасом продовольствия и примитивным альпинистским инвентарем опять начинаем подъем. Очень мешает растительность. Местами рощи стланика преграждают путь, и приходится пускать в ход топоры. Все же к вечеру мы поднялись значительно выше, чем накануне. Здесь уже исчезли ключи и нет воды. В сумерках в одной из балок находим снег. На костре вытапливаем из него воду для приготовления ужина и питья. Лошади изрядно устали и неохотно едят предусмотрительно взятый овес.
Наутро, оставив лошадей под присмотром рабочего, начинаем восхождение. Вот, кажется, уже достигаем вершины, но за ней вырисовывается новая, взбираемся на нее, за ней опять открывается вершина, и так без конца.
Очень мучит жажда, но нет не только воды, но даже снега. Кончилась растительность, и поднимаемся по голым склонам. Идти от этого легче, но нет тени. Камни сильно нагреваются, и становится нестерпимо жарко. Трудный подъем все продолжается, и кажется, нет конца этим вновь открывающимся вершинам.
Наконец в какой-то узкой расщелине находим снег. С жадностью набрасываемся на него, забыв всякую осторожность, и кое-как утоляем жажду.
Обессиленные, мы взбираемся еще на одну вершину. Впереди огромная лощина, а за ней новая, еще более высокая гора, закрывающая долину реки.
В висках начинает сильно стучать, утомление и высота дают себя знать.
Справа от нас утес, напоминающий полуразрушенный замок. Огромные камни, то в виде башен и стен, то в виде огромных колонн, причудливо вырисовываются на фоне голубого неба.
Решаем взобраться на этот утес, а если оттуда не увидим лежащей за горой реки, то возвратимся назад.
Цепляясь руками за выступающие камни, карабкаемся вверх. Из-под ног впереди идущих выскальзывает большой камень и, скатываясь вниз, так больно бьет меня по ноге, что я даже вскрикиваю. Ваня и Борис подходят ко мне и осматривают ногу. Ушиб оказался сильным, и подниматься выше мне нельзя. Передав Ване свой пистолет, я попросил товарищей оставить ружья со мной, а самим идти налегке. Ваня и Борис начали подниматься.
Когда они были уже довольно высоко, мелькнула какая-то тень. Огромный орел с клокотанием пронесся над их головами. Вот птиц уже две. Очевидно, где-то поблизости орлиное гнездо. Орлы с гортанным криком носились в воздухе.
