после того, как умрёшь. Ты можешь плевать на других, но твоя жизнь в их мыслях будет не самой лучшей, ведь это они её создают. Люди, с которыми ты общаешься при жизни, являются твоими "родителями" после смерти, ведь они дают тебе жить в своей голове. Ты скажешь, что тебе плевать, как ты будешь жить после фактической смерти, когда твоё тело съедят черви, но откуда тебе знать, какая из жизней реальнее, та, которую ты прожил в теле и умер, или та, которой ты будешь жить в мыслях других людей?
Однажды я шёл от Романа. По пути я много думал и не смотрел под ноги. Результатом этого стал сильный удар по голове чем-то металлическим. Это был канализационный люк. Я провалился в колодец, и, кажется, одновременно с этим, потерял сознание и связь со своим телом. Мысли же никуда не делись, но, возможно, это были не мысли, а что-то другое. Больше это было похоже на сон. В этом "сне" я сидел в кресле, в светлом белом кабинете. К моей голове были подключены электроды, или что-то вроде того. Врач сказал, что всё будет хорошо, все останутся живы, и всё в этом духе. Я почувствовал, как тепло подошло к моей голове. Через секунду это чувство пропало, потому что стали проявляться картинки, а затем мои мысли перекочевали в персонажей с этих картинок. А персонажи там были всё те же, – я, да Роман, только моложе лет на пять.
Была зима. Причём самая настоящая зима, которых больше не бывает. Были большие сугробы снега, а поля и огороды покрывались такой коркой, что по ним можно было ходить, как по льду, не боясь, что нога провалится на целый метр вниз. На одном из таких полей мы с Романом пинали стеклянные бутылки ногами. Били по дну, набюдая, насколько далеко бутылка проскользит (сюда очень подходит выражение "бить баклуши", но только на слух, а не по значению, потому что на самом деле это было очень занятное дело). Бутылка оставляла красивые следы за собой. Мы же ходили каждый за своей бутылкой, путешествовали вместе с ними, так сказать. Было так же интересно наблюдать, как бутылки делают тоннели из снега, но для этого нужно было бить по ней сильнее. Иногда и мы сами делали такие снежные тоннели. Для этого нам нужна была горка снега, которая осталась после того, как кто-нибудь расчистил путь возле своего гаража. В ней мы рыли своего рода нору, небольшое жилище, в котором было очень даже тепло зимой. Но предназначение у такого "жилища" было немного другое. Это была кабина танка. Чтобы всё выглядело правдоподобно, мы брали сухие палки (я не знаю, где, но мы их находили даже зимой), из которых делалось очень многое в наши детские годы, ломали их и из всего этого делали декор кабины. Снаружи, естественно, была пушка из палки, ну а внутри панель управления в виде всяческих кнопочек и рычагов, как у гусеничного трактора, и, кстати говоря, у настоящего танка. Представляете, как мы расстраивались, когда на следующий день, приходя к нашей боевой машине, мы видели, как всё засыпано снегом. Наша машина уничтожена, а времени на создание новой вовсе не было. Это было самым настоящим поражением. Конечно, мы не расходились по домам, потому что зимой было множество других дел. Например, мы очень любили (хотя на самом деле любил только Рома, я просто участвовал) играть в "Слона" и "Козла". Как раз этим мы и занялись, тем более, народ уже собирался возле одного из домов. Подойдя к ним, выяснилось, что они уже каким-то образом поделились на команды. На самом деле было много способов это сделать. Существовало столько различных считалочек и прочего, что всего и не вспомнишь. Помимо камненожничного "цу-е-фа" были и такие фразы, как "шишел-мышел", или считалочки вроде "шёл по крыше воробей, нёс бутылочку соплей, раз, два, три, эти сопли выпьешь ты", или игра в молчанку, которая начиналась фразой "кошка сдохла, хвост облез, кто слово скажет, – тот её и съест", так же, была обидная фраза, адресованная жадинам: "жадина-говядина, – солёный огурец, по полу валяется, никто тебя не ест". И таких рифмованных фишек было очень много. Какую из них использовали сегодня при делении на команды, – я не знаю, но дело было сделано. Романа взяли в одну из команд, я же стоял в сторонке, отказавшись от участия в игре, дабы сильно не нарушать баланс. Сначала играли в "Слона". Здесь команда-слон становилась, нагнувшись, и обхватив рукой человека впереди за талию, образовав, таким образом, своеобразную гусеницу, но на самом деле это был слон. Другая же команда разбегалась и по очереди прыгала на слона. Слон должен был устоять, а когда вся команда была на спине слона, он должен был пройти с таким грузом определённый путь, не развалившись. Если это удавалось, команды менялись местами. После того, как они доиграли, я подозвал Романа и сказал ему:
– Честно говоря, эта игра не очень-то и детская. Как по мне, – это слишком большие нагрузки. Но главное – не это. Главное то, какой урок ты извлечёшь из этой игры. Лучше всего ты поймёшь смысл, когда будешь играть в команде слона. Всё ведь происходит в нашем мире практически так же, как в этой игре. Главное, если тебе сели на "шею", или "спину" держаться как можно дольше, иначе тебя сломают, и ноги у слона подкосятся. А уж если ты выдержал такое, то не стоит делать всё так, как это делают здесь, играя за тех, кто прыгает на слона. Не надо чрезмерно напрягать горбы других людей, если этим ты причиняешь им боль.
Роман всегда меня внимательно слушал, когда я рассказывал подобное, и этот случай не был исключением. Я надеялся, что мои советы ему помогут, даже если он полностью не следовал им.
Затем мы стали играть в "Козла". Это была подобная игра, только немного интереснее. Было три действующих лица. Во-первых, – это волки. Во-вторых, – козлы. Ну, и, в-третьих, – пастух. На снегу чертился круг, в который вставали два козла. Они обхватывали друг друга за шею и становились так же, нагнувшись. Так же, в этом кругу был пастух, который одной рукой всегда держался за козлов. Вне круга обитали волки, которые запрыгивали на козлов и толкали их задницей, чтобы вытолкнуть из круга. Естественно, это и было их первостепенной целью. Конечно, у волков была неуязвимость. Пастух, ходивший по часовой стрелке и державшийся одной рукой за козлов, мог,
