отдельном помещении — я без труда найду ее даже на ощупь, потому что сотни раз пила в ней кофе без намека на сахар в компании Паши и недовольной нашим выбором сестры. И в день моего признания мы с Пашей уходили именно отсюда.
Стеклянные двери бесшумно разъезжаются перед носом, прохладное дыхание кондиционеров гладит по щекам, забирается за шиворот и вызывает мурашки. На мне застывают удивленные взгляды двух молоденьких девушек в черных топах и фартуках. Еще одна девушка, стоя ко мне спиной, тщательно протирает блестящие поверхности, рычаги и краны кофемашины.
Никто из них не похож на Ксю из снов Сороки — я с позорным облегчением вздыхаю и ковыляю к витрине. Бессонные ночи не пошли на пользу — мелькают тени снов, веки слипаются, в животе урчит. Нужно взбодриться, перекусить, вернуться домой и завалиться в постель.
А завтра в поисках Ксю я обязательно приеду сюда снова.
— Мне, пожалуйста, большой капучино без сахара, — хриплю я, опираясь на стойку, и высокая стройная девушка оборачивается.
…Блики майского солнца на бледной коже, влажный ветер, тепло сцепленных рук, обещания, мечты, надежды, планы…
Ворох ассоциаций взвивается ярким конфетти и медленно оседает. Кружится голова, душа сходит с ума от тоски, боли и счастья.
Безмятежные бездонные зеленые глаза напротив лучатся тихим светом.
Хочется взять ее за тонкие прозрачные запястья, обнять и, удерживая лицо в ладонях, утонуть в изумрудном взгляде… Хочется утешить ее, стереть все пролитые из-за меня слезы. Хочется любить ее до потери сознания…
И пусть ее волосы собраны в тугой хвост и больше не струятся разноцветными прядями, пусть она старше той девчонки, что я знал, но я… я…
— Что, серьезно? — вопрошает девушка звонким чистым голосом из идеального, доброго, волшебного несбывшегося прошлого. — Вот прямо ни ложечки?
Наконечник трости царапает пол, писк в ушах стихает. Я моргаю. Это же...
— Шутка. Я все поняла. Один капучино без сахара. Что-нибудь еще? — Она учтиво вскидывает брови, и я что есть мочи щипаю себя за локоть.
«Сорока, мне нравятся парни!» — чертыхаюсь и отвлекаюсь на черную доску с написанным мелом меню.
Наугад тычу в изображение ванильного пончика, забираю заказ, стучу тростью по кафелю, отваливаю к дальнему столику и падаю на пластиковый стул.
Концентрируюсь на трещинах и потертостях на столешнице и с досадой признаю — я ошиблась. Расколоть Ксю будет сложно.
Из-за некстати слетевших с катушек чувств Сороки.
Из-за того, что она, в отличие от Ника, не скорбит.
Эта Ксю… совсем как Паша! Радуется жизни, сияет и цветет, а Миха погиб.
Горечь и обида за него обжигают сердце — он так безоглядно любил ее… Он, черт возьми, ее боготворил!
Подпираю подбородок кулаком и исподтишка слежу за девушкой Сороки — та лишь лучезарно улыбается новым клиентам, внимательно выслушивает их, обдает емкости паром, готовит кофе и рисует сиропом узоры на пенках.
Это не она держит здесь Сороку. Это не она…
Я могла бы устроить скандал — заорать, что в моем стакане волос, что тут отвратительно обслуживают и всячески притесняют инвалидов, но гнев плюхается в пуховую подушку Сорокиной нежности, и я молча ловлю губами трубочку.
Кофе согревает дрожащее от недосыпа нутро, растекается по венам и капиллярам, дарит спокойствие и уверенность. За стеклянной дверью набирает обороты жизнь, но толчее и суете внешнего мира ни за что сюда не пробраться.
Осматриваюсь по сторонам — с потолка свисают знакомые матовые плафоны, подоконники заставлены горшками с искусственной травой, из невидимых динамиков раздается приглушенная музыка. Тут ни черта не изменилось с прошлого года, из жизни выпала только я.
Втягиваю через соломку божественный напиток и снова с пристрастием разглядываю Ксю.
Она выглядит моложе своего возраста. Она красива. Она слишком уж беззаботна, и… у меня нет повода завести беседу.
В поле зрения попадает приклеенное к прилавку объявление: «Требуется временный помощник». Похоже, сама судьба дает мне шанс подобраться к этой красотке и выяснить, кто же еще страдает по Сороке столько долгих лет.
Встряхнуть ее. Просто напомнить…
Вгрызаюсь в истекающий сливками пончик, одним глотком приканчиваю остатки кофе и, выбросив по пути посуду в контейнер, шаркаю к стойке.
— Я хочу к вам наняться. Это возможно? — со скучающим видом осведомляюсь я, и девушка улыбается:
— Да.
— Есть одно но! — Я многозначительно трясу тростью, официантки брезгливо косятся на меня, но Ксю лишь пожимает плечами:
— Если считаешь, что справишься, то… ты нас очень выручишь! — Она без стеснения проходится по мне взглядом, но в нем не мелькает ни сочувствия, ни омерзения. — Моя помощница закрыла сессию и уезжает на пару недель. Так что… подходи завтра к девяти. Я введу тебя в курс дела.
* * *
43
Июль окончательно вступил в свои права — днем от зноя плавится асфальт, горячий воздух колышется над тротуарами, и даже заход солнца не приносит облегчения. Спать приходится без одеяла, с открытым настежь окном, под заунывные завывания кровожадных комаров над ухом.
Я вынуждена в несусветную рань просыпаться по будильнику, ковылять в душ, зажмурившись, терпеть ледяные струи на коже, подводить глаза и усмирять разноцветные патлы резинкой у исписанного маркером зеркала.
В эти минуты я жду, что веселое лицо Стаси, по обыкновению, отразится рядом с моим, и она отпустит ядовитую шуточку по поводу отсутствия у меня вкуса… И получит подзатыльник и пару ласковых от старшей сестры.
Так было всегда — опаздывая на подработку, я носилась по квартире, а Стася зевала, сладко потягивалась и уходила досматривать сны.
Воспоминания свежи, но не ранят, лишь дарят отличное настроение. За это я всю оставшуюся жизнь буду благодарна Сороке.
Я пытаюсь думать о нем и помнить его, но после встречи с Ником мысли неизменно соскакивают на простые злободневные темы — на переполненные в утренний час-пик автобусы, приближающиеся выходные, рецепты блюд из интернета, покупку продуктов, интересную помаду в каталоге, крутые ботинки на распродаже, новые сезоны сериалов, которые я еще не видела. Я так много всего пропустила!.. И Сорока уже не всецело владеет моим разумом, словно его влияние ослабло, боль поутихла, и вдалеке забрезжил свет…
Но иногда, долгими одинокими жуткими ночами, я мечусь в постели, сгораю от смятения, ужаса, одиночества. Я захожусь в немом крике, но вижу лишь россыпи пронзительно-синих звезд на черном платке небосклона. Они глазами Сороки глядят сквозь меня. Как напоминание — он все еще здесь.
Только ради
