французском троне был Генрих III, убитый 2 августа 1589 года. Сменивший его Генрих IV, муж Марии Медичи, уже был из династии Бурбонов.
А вот титул принца де Конде впервые был дан Людовику де Бурбону, дяде Генриха IV. Нынешний принц де Конде был внуком Людовика де Бурбона, и он вполне мог претендовать на трон. К сожалению, такая возможность реально существовала, и она была чревата политической нестабильностью и рядом непродуманных решений, которые легко могли разрушить все то, к чему кардинал де Ришелье так усердно стремился.
С одной стороны, Гастон Орлеанский был достаточно честолюбив, для того чтобы захватить власть, но лишен каких-либо талантов. Это вполне устраивало кардинала де Ришелье. Но, с другой стороны, если бы Гастон женился и имел потомство мужского пола, смог бы Ришелье не только сохранить свое положение, но и принести клятву верности легкомысленному и вздорному монарху, влюбленному, главным образом, в собственное величие? Конечно же, нет. А раз так, кардинал долго не решался высказаться в пользу брака Гастона.
Но этого очень хотела Мария Медичи. За два года до смерти Генрих IV выбрал в невесты Гастону Марию де Бурбон, герцогиню де Монпансье, одну из богатейших наследниц Франции. Гастон находил Марию де Бурбон непривлекательной, но вот Мария Медичи была горячей сторонницей именно этого брачного союза. Кардиналу де Ришелье ничего не оставалось, как начать действия в этом направлении, но тут же вокруг принца де Конде возникла «партия» противников этого брака, а всеобщее неприязненное отношение к кардиналу еще более возросло.
В итоге Гастон все же женился на герцогине де Монпансье, но она вскоре умерла при родах дочери Анны, носившей впоследствии титул мадемуазель де Монпансье и имевшей известный литературный салон, привлекавший многих интеллектуалов того времени.
С начала 1626 года правительству стало известно, что зреет большой заговор, в состав которого входили многие видные дворяне, а также незаконные сыновья Генриха IV, всегда испытывавшие враждебность по отношению к Людовику XIII. Дальше — больше, и оппозиционеры установили контакт с англичанами, в чьих отношениях с кардиналом де Ришелье именно в этот момент наступило резкое охлаждение.
Кардинал, естественно, проинформировал обо всем и короля, и его мать. Для большей надежности он усилил личную охрану. В конечном итоге заговор был разгромлен, а его участники примерно наказаны.
31 мая Мария Медичи вынудила Гастона подписать клятву верности своему брату.
Вроде бы все завершилось благополучно, но произошедшие события так измучили кардинала де Ришелье, что он даже попытался уйти в отставку. Но его прошение, переданное через Марию Медичи, было отклонено, и он получил от Людовика XIII письмо с благодарностями, подписанное в Блуа 9 июня 1626 года:
«Я питаю к вам полное доверие, и у меня никогда не было никого, кто служил бы мне на благо так, как это делаете вы… Я никогда не откажусь от вас… Будьте уверены, что я не изменю своего мнения и кто бы ни выступал против вас, вы можете рассчитывать на меня».
А через десять дней после этого стало известно, что герцог Бекингем отдал приказ об отправке в Ла-Рошель флота с несколькими тысячами солдат. При этом он заявлял, что его цель — заставить французского короля уважать права гугенотов, граждан Ла-Рошели. Естественно, французские гугеноты воспряли духом и активизировались.
Подобный поворот событий потребовал срочного отъезда Людовика XIII и Ришелье из Парижа на юго-запад страны. Вскоре король сильно заболел. Кардинала и самого мучили бесконечные мигрени, но он день и ночь проводил у постели Людовика, лично ухаживая за ним. Это и понятно, ведь он ни на минуту не забывал о том, что смерть Людовика повлечет за собой восшествие на престол его брата Гастона.
Правление в Париже было передано Марии Медичи, а кардиналу де Ришелье пришлось сконцентрироваться на обороне Западного побережья Франции. Ситуация для него явно перестала быть предсказуемой и управляемой. Опыта управления войсками у него не было, а гугеноты, поддержанные англичанами, показали, что как раз опыта военных действий у них предостаточно. Фактически это была гражданская война, главным событием которой стала осада мятежной Ла-Рошели.
* * *
Пока кардинал де Ришелье находился под Ла-Рошелью, в Париже сформировался «женский» заговор против него. Произошло это следующим образом.
Анна Австрийская пришла на прием к Марии Медичи и склонилась перед ней в глубоком реверансе: «Вы были так добры, мадам, что согласились принять меня».
Королева-мать протянула ей руку для поцелуя и снисходительно улыбнулась. Кто бы что ни говорил, но в глубине души этой флорентийки всегда оставалась толика человеческой доброты. К тому же у нее никогда не возникало потребности бороться против Анны, так как та не представлялась ей сколько-нибудь серьезной соперницей. Связано это было с тем, что в свои 25 лет дочь короля Испании выглядела все такой же просительницей, зависящей от окружающих, как и десять лет назад. А Мария Медичи привыкла искать себе друзей среди тех, кто приходил к ней с какой-нибудь просьбой. Только среди тех, кто приходил к ней с просьбой. Конечно, методика эта не была универсальной. Более того, она порой давала сбои. И самый роковой сбой она дала с этим исчадием ада Ришелье. При одном упоминании его имени Мария Медичи теперь готова была начать плеваться, но сейчас он, по крайней мере, находился у стен Ла-Рошели. Ее слабовольный сын Людовик был там же, всем мешая и раздражая профессиональных военных. Он там «играл в солдатики» — таково было мнение Марии Медичи о вкладе сына в эту войну. А как еще было назвать его жалкие попытки командовать войсками? Ну да, Бог с ним, с Людовиком, он всегда был таким, и ждать от него чего-то выдающегося не приходилось! Но каков же оказался этот Ришелье! Словно змей-искуситель, он вкрался в доверие к Людовику, завладел его мыслями и поступками. Это ведь он сумел сделать войну столь привлекательной для короля, что тот уже много месяцев околачивался
