Засулич тут же арестовали. Отдали под суд. И вот тут начались прения сторон, если их так можно назвать с большой натяжкой. Скорее уж получался диалог слепого с глухим…
Защищавший Засулич известный адвокат Александров показал себя по всей красе, разливался соловьем, проявляя, как бы это выразиться, чудеса словесной эквилибристики…
Прокурор обвиняет Веру Засулич в убийстве с заранее обдуманным намерением? Но ведь Трепов остался жив! Вот если бы он умер, это можно было бы назвать убийством, но генерал только ранен, о каком же покушении на убийство может идти речь?
Почему подзащитная стреляла не в грудь – в спину? Потому что «чувствовала некоторое смущение» (в спину, надо полагать, можно стрелять без всякого смущения. – А. Б.). И вообще, прогремевший выстрел – «выражение протеста против действий генерала Трепова со стороны либеральной общественности».
Я ничего не преувеличиваю, не искажаю. Именно так говорилось. Речь Александрова вполне доступна, в последний раз переиздавалась в сборнике выступлений выдающихся русских юристов не так уж давно…
Далее, как и следовало ожидать, идет напор на эмоции и неприкрытое выжимание слез из глаз присяжных, «совести народа».
«Она была и осталась беззаветной рабой той идеи, во имя которой подняла она кровавое оружие… В первый раз является здесь женщина, для которой в преступлении не было личных интересов, личной мести – женщина, которая со своим преступлением связала борьбу за идею…»
Присутствующий здесь же либеральный журналист не отстает, черкая в блокноте: «Головка ее упала на сложенные на пюпитре руки, и, пряча лицо в скомканном платке, старается девушка заглушить и скрыть свои рыдания, но худенькие вздрагивающие плечи ее рыдают. Слышатся всхлипывания и кое-где в зале. Я тоже вытираю набегающие на глаза слезы, оглядываюсь назад на ряды публики и вижу такие же слезы на глазах у многих…»
Такое вот всеобщее хлюпанье. А где-то на больничной койке лежит человек, раненный пулей винтовочного калибра, виновный только в том, что по-службистски старался выполнять предписания…
Между прочим «восторженной, мечтательной девушке», как старательно ее позиционировал адвокат Александров, к тому времени стукнуло двадцать девять годочков. По тогдашним меркам – не пылкая молодость, а достаточно солидный возраст. Ровесницы Засулич в такие годы уже не просто были замужем – обычно имели по несколько детей.
Но главное в другом. У Засулич к тому времени имелся нешуточный стаж революционного подполья – двенадцать лет. Два года провела в тюрьмах, несколько лет в ссылке. Была одной из ближайших сподвижниц Сергея Нечаева – пожалуй, самой жуткой фигуры подполья XIX века. По моему глубокому убеждению, составленный им «Катехизис революционера» (пересказывать не буду, он достаточно известен) вполне можно ставить на второе место сразу после «Майн Кампф» Гитлера.
О ее тюрьмах и ссылках слишком многие хорошо знали, а потому умолчать о них было нельзя – но ушлый адвокат и тут оказался на высоте. Создал еще один светлый, романтический образ: «восторженная девушка» всего-навсего передала кому-то несколько писем Нечаева – и за это, только за это царские сатрапы сначала держали ее за решеткой, потом загнали в ссылку (не в Сибирь, кстати, в Европейскую часть России).
И этот образ плохо согласуется с реалиями того времени. Чтобы читатель, который не в теме, имел представление о том, что такое Нечаев, кратко перескажу эту историю – еще и потому, что в ней самым причудливым образом переплетается и афера, и политика, и убийство, и даже банальная кража.
Сергей Нечаев, безусловно, был сильной личностью – и прямо-таки сгорал от желания стать видным революционным вождем. Вот только достаточных оснований к тому у него попросту не имелось: ну, член двух подпольных кружков, ну, читает нелегальщину, толкает радикальные речи на собраниях коллег по движению. Чтобы стать вождем, решительно недостаточно. Очень уж за многими числились подобные невеликие заслуги. Переводя на армейские мерки, Нечаев в подполье был чем-то вроде ефрейтора, и не более того.
А в вожди хотелось до одури. И вот начались прямо-таки невероятные приключения. В конце января 1869 года Нечаев вдруг исчез. А вскоре объявилась Верочка Засулич, и принесла революционной молодежи два поразительных письма. В одном из них некий «сочувствующий революционерам студент» сообщал: когда он шел по улице, мимо проехала зловещая арестантская карета, и оттуда из окна выбросили записочку на клочке оберточной бумаги, в которой Нечаев сообщал, что арестован и «сатрапы» везут его в крепость.
«Прогрессивная молодежь» взвилась, как кот, которому наступили на хвост. Все тайные кружки, сколько их ни есть, срочно собрались и принялись сотрясать воздух речами про тиранов, сатрапов и произвол властей.
Все вульгарным образом повелись на эту несомненную аферу. Хотя многие из них, уже имевшие дело с законом и ездившие в арестантских каретах, должны были прекрасно знать строгие правила перевозки: арестованного «политика» сажали меж двух жандармов, а напротив помещался еще и третий. Окна не просто закрыты, а еще и плотно задернуты шторами. В таких условиях ни написать, ни выбросить записку из окна невозможно. Однако наступило некое всеобщее забалдение умов – иначе это и не назовешь.
А еще через пару дней объявился сам Нечаев и преподнес еще более захватывающий рассказ: «сатрапы» засадили его не куда-нибудь, а в промерзший каземат Петропавловской крепости, но он оттуда быстренько сбежал, распропагандировав охрану…
Такой вот Голливуд. Эта история была еще более невероятной, чем «выброшенное из окна кареты письмо». Вот тут уж скептики нашлись. Видный народник Ткачев (в отличие от Нечаева, фигура в революционных кругах действительно крупная) сам в свое время сидел в Петропавловской крепости, а потому ручался: сбежать оттуда невозможно даже теоретически…
Однако заведенная молодежь отчего-то к нему не прислушалась совершенно. Нечаев мгновенно стал у революционеров из прежних ефрейторов чем-то вроде генерала, фигурой прямо-таки легендарной. Несомненным вождем.
Нагнетая ситуацию по всем правилам драматургии или детектива, Нечаев, закрепляя успех, «нелегально» скрылся за границу. На самом деле выехал вполне легально – поскольку ни в каком розыске не числился. За границей он старательно обошел всех сидевших в эмиграции «авторитетов» и теоретиков тогдашнего революционного движения. Герцену он как-то не глянулся. Огарев, наоборот, отнесся к «вождю» с живейшей симпатией и в конце концов убедил Герцена дать Нечаеву денег. И «теоретику анархизма» Бакунину Нечаев пришелся по душе – жутковатенький «Катехизис революционера» они тогда же вдвоем и состряпали.
Кстати, о поминавшейся краже. Она в этой истории тоже есть. Болтаясь по квартирам «вождей и основоположников», Нечаев самым вульгарным образом в прихожей народника Негрескула украл пальто, сюртук и плед. Чего лично я понять не в состоянии – достаточно серьезная личность, и вдруг столь мелкая уголовщина…
Голливуд продолжался. Вернувшись в Россию, Нечаев заявил: все отныне должны знать, что в России существует супертайная организация «Народная расправа», состоящая из тысяч членов, ради конспирации разбитая на пятерки, которые друг друга не знают. Организация эта не сегодня завтра поднимет всеобщий бунт и свергнет коронованного тирана. Руководит ею вовсе уж тайный и невероятно законспирированный Комитет, имеющий даже свою тайную полицию, которая следит за каждым членом организации и в случае предательства или просто идейных шатаний безжалостно его прикончит. Имен членов Комитета никто знать не вправе. От их имени выступает… вы уже догадались? Правильно, Нечаев. Ставший сущим диктатором: он массами принимал в «Народную расправу» новых членов, наставляя их готовиться к великим делам, и даже однажды, проверяя идейную стойкость одного из новичков, переодел верных людей в жандармов и инсценировал «допрос с пристрастием».
