Ознакомительная версия. Доступно 12 страниц из 56
– Неее, опять девочка, – говорит Ашраф, глядя на меня круглыми черными глазенками. – Одни сестренки, а нам бы братика! Папа на маму сильно кричать будет.
– Замолчи! – не своим голосом орет Агабаджи, хватает подушку и запускает в дочерей, которые в испуге шарахаются в сторону. Младшая начинает плакать.
– Уведи их, – велит Расима-апа. – Видишь, не в себе она.
Я вывожу девочек из комнаты, по пути захватив Джаббара, который с любопытством заглядывает в дверь, но войти не решается. Оставляю детей в зале, наказав Айше быть за старшую, и возвращаюсь обратно.
Мугубат-апа протирает мокрой тряпкой тело Агабаджи, задрав на ней рубаху до подмышек. Расима-апа меняет под ней простынь с презрением и брезгливостью на лице. Наверное, она еще раньше Агабаджи поняла, что рождение четвертой девочки подряд – это конец. Запеленатый младенец одиноко лежит на крышке сундука. Я беру малышку на руки, подивившись ее невесомости, и прижимаю к груди. Мне жаль Агабаджи, но эту кроху жаль еще больше. Едва родившись, она уже никому не нужна.
– Возьми ее себе, – вдруг говорит Агабаджи. – Возьми и делай с ней что хочешь.
Она, оказывается, наблюдает за мной. Лицо распухло от рыданий. Я растерянно смотрю на нее и хочу что-нибудь сказать, но Мугубат-апа меня опережает:
– Ай, стыдно такое говорить! – Она качает головой и легонько шлепает Агабаджи мокрой тряпкой по животу. – Это ж твое родное дитя, ниспосланное Аллахом высшей милостью Его…
– Не нужна мне она! – орет Агабаджи охрипшим голосом и ногой отпихивает Мугубат-апа от себя. – Всевышний дал, так пусть забирает обратно! Где мой сын? Чем я хуже Салихат? Ей вон скоро рожать, думаете, девочка будет? Ага, как же! Ей почет от мужа, а мне одни побои!
Я невольно кладу ладонь на округлившийся живот. Мой срок уже пять месяцев, и, судя по активности ребенка внутри, Агабаджи права – там снова мальчик. Я не могу обижаться на слова Агабаджи, мне ужасно ее жалко, и все, что она говорит про малышку, нельзя принимать всерьез. Скоро она успокоится, приложит ее к груди, даст ей имя и будет молить Аллаха о снисхождении.
Мугубат-апа качает головой, всем видом давая понять, что она думает о таких неблагодарных, которые даже спасибо за помощь не скажут. Она моет руки в тазу, вытирает чистым полотенцем и, полная спокойного достоинства, удаляется. Следом идет Расима-апа, что-то успокаивающе говоря – видимо, сулит больше денег, чем обычно. Мы с Агабаджи остаемся одни, если не считать младенца. Я молчу, не зная, чем можно облегчить ее страдание.
– Иди, – говорит жена Загида и закрывает глаза. – Я устала, спать стану.
На полпути к двери я нерешительно останавливаюсь.
– Оставить ее тут, с тобой? Она чудесная, такая красавица…
– Сказала, делай с ней, что хочешь!
В голосе Агабаджи снова истерические нотки, и, чтобы не расстраивать ее еще больше, я поспешно выхожу, унося девочку.
Кладу новорожденную на свою кровать и сажусь рядом. Малышка – крохотная, с красным сморщенным личиком – спит, но вскоре наверняка проголодается и начнет плакать. Я по-прежнему растеряна. Был бы дома Джамалутдин, уж он бы знал, что делать. А Расиме-апа, по всему видать, нет дела ни до Агабаджи, ни до ребенка. Она, конечно, не преминет рассказать племяннику все подробности, когда тот вернется. Но сейчас у нее одна забота: умилостивить Мугубат-апа, которая ушла обиженная и которую скоро снова звать в дом, на этот раз ко мне.
Я вспоминаю наш недавний разговор с Агабаджи, когда мы сидели вечером во дворе, отдыхая после изнурительного жаркого дня; я тогда устала не меньше, чем она, хотя у Агабаджи живот был огромный, а у меня только-только начал угадываться под платьем. В последнее время жена Загида ходила в плохом настроении: часто плакала, кричала на дочек, стала молчаливая и подавленная. Я спросила, может, недомогает она, к врачу надо? Агабаджи ответила, что предчувствие у нее нехорошее, мол, роды плохо кончатся. Я стала ее ругать и попросила больше не говорить глупости, а она так сказала: «Да ведь все равно мне житья не будет, коли там девчонка, а это девчонка, уж ты поверь. Видать, так нам предназначено: тебе сыновей одних рожать, а мне – дочерей».
Может, и правда поменяться с ней детьми, вдруг думаю я. Возьму себе ее девочку, а когда у меня мальчик родится, отдам его Агабаджи. Но тут же ужасаюсь своей мысли. Что сказал бы Джамалутдин, если бы услышал такое? Уж, верно, прибил меня, и поделом бы мне было. Он-то сам не свой сделался от радости, когда узнал, что я снова беременная и наверняка сыном, и пообещал купить мне все, что пожелаю, если только здорового рожу.
Не могу я вот так сидеть все утро, дети-то голодные, да и дела никто не отменял. Зову близняшек, велю присматривать за сестренкой, а сама иду готовить завтрак и кормить Рамадана, Джаббара и девочек. С удивлением вижу на кухне Расиму-апа, которая печет лепешки и уже заварила чай. Обычно она сидит у себя и ждет, когда ей принесут еду на подносе.
– На вот, для Рамадана. – Она протягивает мне миску с жидкой теплой кашей. – Остальных сама накормлю, зови их сюда, только пусть сначала руки помоют, а то знаю я их.
– Спасибо… – Я пытаюсь скрыть изумление. – Сейчас быстро вернусь, помогу вам.
– Как она? – ворчливо спрашивает тетка Джамалутдина, вынимая из печи лепешки.
– Кто? Агабаджи или девочка?
– Про эту никчемную, прости меня Аллах, и сама все знаю! Лежит себе рыдает, как будто ум из нее вместе с ребенком вышел. Ай, опозорила перед уважаемой женщиной, как теперь в глаза соседям смотреть буду?
– Девочка спит, – поспешно говорю, чтобы Расима-апа совсем из себя не вышла. – Ей, наверное, имя нужно дать?
– Что? Какое имя? – Расима-апа смотрит удивленно, будто я глупость последнюю сказала. – А, да, ведь правда. Ну, Агабаджи-то все равно, мы у нее и спрашивать не будем. Аниса пусть будет, как моя старшая, а?
– Аниса – хорошо. Очень хорошо, – я киваю и иду кормить Рамадана.
Весь день Аниса лежит в моей комнате. Есть она не просит, только спит. После вечернего намаза, уложив сыновей, я сижу на полу, прислонившись ноющей от усталости спиной к циновкам, и шью Джаббару штанишки, из прежних-то он вырос. Окно распахнуто, но пропускает внутрь совсем немного прохлады, на дворе безветренно. От духоты, а может, от утренних волнений, голове тяжело и хочется прилечь, но я продолжаю шить, прислушиваясь к дыханию спящей девочки. Первые сутки после рождения для ребенка всегда трудные, он может неожиданно умереть, сколько таких случаев у наших женщин было.
Вдруг входит Агабаджи. На ней та же рубашка, в которой она рожала, и больше ничего, а ноги босые. Волосы растрепаны, лицо опухло от слез. Неужели так и плакала с самого утра? Она пошатывается и держится рукой за косяк. Наверное, пришла забрать девочку. Но Агабаджи даже не смотрит в ее сторону.
– Прости, Салихат, – говорит она еле слышно. – Ты простишь меня, да?
– Ай, сядь скорей! – Я пытаюсь довести ее до кровати, но она упирается и не двигается с места. – Тебе в постель надо, зачем встала? Если нужно Анису принести тебе, так ты скажи, я принесу.
Ознакомительная версия. Доступно 12 страниц из 56
