Вот и всё… теперь я принадлежу ему вся, полностью. Я совершила этот шаг и не собираюсь о нём жалеть.
— Теперь ты совсем моя, — словно прочтя мои мысли, Сейдж отозвался жарким шёпотом, укладываясь рядом со мной. Его тяжёлая рука по-свойски обняла меня привлекая к его горячему, влажному от пота телу. — Моя птичка… — его голос дрогнул, и в тот же миг Сейдж зарылся лицом в мои волосы, приник губами к затылку, горяча дыханием, пуская по моей коже мурашки.
Я закрыла глаза. Боги, как бы мне хотелось, чтобы эта ночь не кончалась. Хотелось вечно лежать так, растворяясь в уютном объятии его сильных рук, в его запахе, в ровном дыхании, чуть заметно колыхавшем мои волосы. Сейчас не существовало ничего, кроме нас, ещё наполненных до отказа друг другом, но уже на рассвете, как только эта ночь уйдёт, спрячется под стрехи домов, всё неотвратимо изменится. Мы снова станем похитителем и пленницей, представителями враждебных лагерей, между нами будет Мелина… и мой отец.
Поэтому, ради того, чтобы у нас было иное будущее — наше совместное будущее, — я и уйду сегодня.
Дождавшись, чтобы дыхание Сейджа успокоилось, я осторожно вывернулась из его рук. Он протестующе замычал сквозь сон, попытался притянуть меня обратно, но я тихо зашептала:
— Мне нужно в уборную, я быстро.
Это была ложь, конечно.
Подобрав ночную рубашку, я вышла. Прижалась спиной к двери в спальню. Уходить было так больно, что мне казалось, вместо сердца у меня раскалённый прут. Стоило только подумать, что утром Сейдж не найдёт меня… представить его ярость и его боль, его непонимание, как идея с побегом начинала казаться безумной.
Но если не сегодня, то никогда.
Нет, может быть, если я останусь, он и простит меня, когда обнаружится, что его кабинет был взломан и исчезли мои амулеты. Но тогда он непременно начнёт искать моих сообщников. Я не могла подставить так неизвестного доброжелателя.
Нужно бежать, нужно наконец поговорить с отцом, нужно прекратить эту бессмысленную вражду. Сейдж чуть не умер на этот раз — а на следующий может умереть отец. Я не хочу никого терять. И только поэтому ухожу.
Я подождала ещё несколько минут, потом тихо скользнула обратно в спальню. Как я и думала, Сейдж уже крепко спал. Достать амулеты, снять с плечиков платье, с полки — свежее бельё, и я снова юркнула в гостиную, переоделась и быстрым, лёгким, по возможности неслышным шагом направилась вниз.
За окнами неотвратимо светало. Нужно было торопиться.
Заклинание снятия метки я выучила наизусть, оно оказалось довольно несложным. Заодно восхитилась умом Сейджа, который придумал такое чистое, лаконичное и эффективное заклятие. Недаром дин Койоха говорил, что он гений.
Метку я сняла на подходе к калитке — той самой, через которую Сейдж однажды вытолкнул меня, чтобы показать действие заклинания. Почему-то показалось, бежать отсюда будет безопаснее, чем идти по широкой дороге к главным воротам. С непонятным себе самой сожалением я посмотрела, как исчезает чёрный цветочный узор, а потом осторожно открыла простенький запор.
Калитка с лёгким скрипом затворилась за мной. На сердце вдруг стало так тяжело, что я поморщилась, потёрла грудную клетку.
Не думать. Главное — не думать о том, что остаётся за спиной. Только о том, что впереди.
Я вдруг вспомнила, что это был один из девизов моего отца. Должно быть, в его прошлом тоже было немало такого, что он заставил себя забыть. Вычеркнуть из памяти — чтобы жить дальше.
Я шла вдоль ограды, путаясь в высокой траве. Высматривала лошадь под седлом — потому что внутреннюю уверенность, что мой доброжелатель всё подготовил, нельзя было ничем вытравить. Ведь не для того он вернул мне мои амулеты, чтобы меня убили бандиты или съели дикие звери, когда я буду брести пешком до города. Или нагнал Сейдж — пусть по замыслу доброжелателя он и должен был быть обезврежен.
И, повернув за угол, я и впрямь увидела недалеко от главных ворот поместья осёдланную лошадь.
Или нет, погодите — двух осёдланных лошадей. И мужчину, расслабленно прислонившегося к стене, постёгивая хлыстиком голенища высоких сапог.
Вот только этого мужчины никак не могло быть здесь сейчас.
Горло перехватило намертво, как будто меня снова атаковали магические ленты Мелины. Я остановилась, ноги стали тяжёлыми, как камень, и я только и могла смотреть, как мужчина поднимает голову, как его лицо озаряет улыбка, и как он, оторвавшись от стены, идёт ко мне, жизнерадостно заявляя:
— Ну наконец-то! А я уже отчаялся дождаться!
— О боги… — горло наконец заработало. — Что ты здесь делаешь, Айлес?!
Как вообще очутился здесь мой жених из Ордона?!
Глава 16Сейдж дин Ланнверт
Когда я очнулся, в окнах уже пробивался серый рассвет. Тинны рядом не было, только подушка хранила аромат её волос. Решив, что она уже поднялась, я сгрёб эту подушку, вжался в неё лицом, вдыхая будоражащий запах. В паху тут же прострелило, отзываясь.
Вспомнилась вчерашняя ночь. Моя маленькая птичка в моих руках, подмятая моим телом, стонущая от моих прикосновений. Распалённая, нежная, жадная — позволяющая мне всё, доверяющая полностью.
Она ведь приняла моё предложение, верно? То, что она позволила мне потом, и было её ответом. Чёткое «да». Однозначное «я твоя». Она выбрала меня.
Я не помнил, когда бы чувствовал себя настолько счастливым. Ни одного мига в моей сознательной жизни не было, чтобы всё виделось настолько прекрасным, правильным, полным надежд. Даже Фараиту скрылся с недовольным бурчанием, спрятался где-то внутри меня.
Тинна всё не возвращалась, и я встал сам. В чём мать родила прошёл в ванную комнату. Я был уверен, что она там, и хотел смутить, снова увидеть её зардевшееся личико. Она так забавно краснеет. Но почему-то ванная была темна и пуста.
Я прошёл её насквозь, попытался открыть дверь к себе, но к ней было что-то придвинуто, пришлось упереться плечом. Наконец раскрыв, я понял, что кто-то подтащил к двери стол. Зачем? Что вообще происходило здесь, пока я боролся с проклятием?
— Тинна!
Ответа не было.
Недоброе предчувствие захлестнуло меня. Фараиту зарычал, прогоняя по телу волны ярости. Я тут же проверил метку — и не поверил результату, когда импульс ушёл в никуда. Метки как будто никогда не существовало. Это было неправильно, совершенно непонятно. Даже если бы Тинна была мертва, импульс должен был обнаружить это. Но отклика вообще не было, словно метку кто-то взял и развеял.