Начнем сначала: Петр Ильич имеет отдельную квартиру в нашемгороде (возможно, он ее снимает, но это в данный момент не важно), но почему-топредпочел поселиться у нас с мамулей. Я терялась в догадках, зачем он этосделал.
Хочет быть поближе к мамуле? Но еще ни одну женщину неотпугнуло наличие у любимого человека отдельной квартиры. К тому же там и ямешаю, и Леопольдовна ворчит…
Все нормальные логические предположения я исчерпала.Осталось только одно: этот неизвестный Петр Ильич задумал что-то плохое. И дляосуществления своих преступных замыслов ему нужно было поселиться в нашейквартире. Кто ему нужен в первую очередь — мамуля? Или, может быть, я?.. Вовсяком случае, именно с его появлением в нашем доме начали со мной происходитьвсякие странные и неприятные вещи…
Ну хорошо, я Петра Ильича выследила и даже по счастливойслучайности узнала номер квартиры, в которой он живет.
Я осознала эту мысль и вздрогнула. Вот-вот, раз он поступаетнечестно и пробрался к нам в квартиру обманом, то я должна, просто обязанаотплатить ему тем же. Я должна проникнуть в эту его квартиру и попытатьсячто-то узнать о мамулином постояльце. Но как это сделать?
Выкрасть ключи, подумала я и поежилась: нарушаю закон,вступаю на криминальную дорожку. Но что-то мне подсказывало, что Петр Ильичдаже если и обнаружит пропажу ключей, в милицию с заявлением не пойдет.
Пока я так колебалась, из подъезда показался Петр Ильичсобственной персоной. Он выглядел очень озабоченным, в руке у него был«дипломат». Целеустремленно шагая, он вышел на улицу и остановился наперекрестке, подняв руку. Через минуту притормозила вишневая «девятка», и ПетрИльич отбыл на ней на деловую встречу. Я была уверена, что встреча деловая, ужочень озабоченный у него был вид, да еще портфель…
Преследовать его не имело смысла — я бы не успела пойматьмашину. Поэтому я расплатилась, потом села в маршрутку и поехала навеститьМишку в больнице.
* * *
К моей великой радости Мишку перевели из реанимации впалату. Без проводов он выглядел вполне прилично, только голова забинтована.
— Легкое сотрясение мозга, сломаны три ребра и нога, авнутренние органы не повреждены! — с гордостью отрапортовал Мишка.
— Нашел, чем гордиться! — фыркнула я. — Тылучше скажи, как тебя угораздило?
— Тормоза отказали, — вздохнул он, — воткакое дело.
— Мишка, это ведь все неспроста!
— Да знаю я. — Мишка поманил меня ближе иоглянулся на пожилого дядечку в синем тренировочном костюме, который, положивногу в гипсе поверх одеяла, делал вид, что читает газету.
Я присела на кровать, наклонилась и подставила ухо кМишкиным губам.
— Не хочу про это при посторонних говорить, а этот всевремя подслушивает.., любопытно ему, видишь…
— А я вчера в милиции была, — зашептала я, —там следствие идет, и про твои тормоза они тоже поинтересуется.
Дядечка с соседней кровати встал и вышел, опираясь накостыль, наверное, подумал, что у нас с Мишкой амурный интерес, раз такшепчемся.
И я рассказала Мишке все, что случилось после его аварии,даже про то, как мы разодрались вчера с Гюрзой.
— Слушай, — Мишка выглядел заинтригованным, —а ведь она сегодня с утра ко мне приходила!
— Зачем? — вытаращилась я.
— Как это — «зачем»? — возмутился Мишка. —Навестить тяжело больного сотрудника, вот зачем!
— Наша Гюрза? — Я не могла поверить..
— Да, вон фруктов принесла, — Мишка показал набольшой пакет с бананами, яблоками и грушами. — Так я думаю, может, неесть, ведь небось отравленное?
— Не ешь, — категорически заявила я, — у тебяорганизм и так ослаблен, как бы чего не вышло…
— А выбросить тоже жалко, — размышлялМишка, — вот разве Юране скормить?
Он показал на угловую койку, где кто-то спал, накрывшись сголовой одеялом.
— Так-то он мужик ничего, спит себе да спит, —пояснил Мишка, — только ночью храпит сильно. А здоровый.., и поесть любит,так вот я думаю, испробовать на нем, что ли?
— Нехорошо на невинном человеке экспериментыставить, — строго сказала я, — но вообще-то, чтобы Гюрза кого-тонавестила в больнице? В голове не укладывается…
Не уставая поражаться такому поступку Гюрзы, я задумчивопопрощалась с Мишкой и пошла прочь. Неужели моя вчерашняя трепка пошланачальнице на пользу?
* * *
К вечеру преступный план полностью созрел.
Для того чтобы чувствовать себя в относительнойбезопасности, я должна не красть ключи у Петра Ильича, а сделать свой комплект.С одной стороны, задача усложняется: сначала выкрасть ключи, а потом положитьих на место, а с другой стороны, потом я смогу выбрать удобное время для посещенияквартиры, когда буду точно уверена, что Петр Ильич не сможет меня там застать.
Из детских приключенческих книжек в голове сидели смутныевоспоминания о куске мыла, в который вдавливают ключи, и потом по этому оттискуделают новые. Из более поздних сведений в голове вертелись отрывки какого-тофильма, где профессионал делал оттиски в коробочке, заполненной специальнойсубстанцией. Где бы взять такую коробочку?
Но я представила, как прихожу с такой коробочкой или, ещелучше, с куском мыла в мастерскую по изготовлению ключей, и что они мне тамскажут? А самое главное: что я им скажу?
Нет уж, отставим в сторону детективы и будем действоватьоткрыто — так меньше шансов быть заподозренной в плохом.
По дороге домой я заскочила в мастерскую по изготовлениюключей, что располагалась в подвальчике неподалеку от нашего дома. У окошечкамаялся мужчина типично интеллигентной внешности: седая бородка, очки и потертаякепочка.
— Второй раз прихожу! — скорбно обратился он комне. — Никак не подходят…
Я забеспокоилась: качество работы у этого мастера явнооставляло желать лучшего.
— У вас замок старый, ключ трудоемкий, — донеслосьиз окошка, — поставили бы «цербер»…
— От «цербера» ключ большой, дочка его сразу жепотеряет, — вздохнул мужчина, — она и так-то…
Я взглянула на него удивленно: судя по седой бороде, у неготерять ключи должна не дочка, а внучка. Впрочем, некоторые дочки и в сорок летдуры. Очевидно, мужчине досталась именно такая.
Заказчик долго перебирал выданные ключи, не отходя отокошечка, так что у меня лопнуло терпение. Я подошла ближе и попыталасьразглядеть, кто там в окошке. Седобородый оглянулся на меня, вероятно, япроизвела на него впечатление, потому что он оживился, глазки под очкамизаблестели так живенько, что стало видно даже через мутные, Бог знает скольконе протертые стекла.
