— Лувр тебе тоже не нравится? — спрашивает таким тоном, словно я весь Париж оскорбил, а не одну башню. — Что за пирамиду скажешь?
— Лувр я люблю, морковка. Больше, чем что-либо другое в городе. Особенно картины.
— Только не Мона Лизу, правда? Ты не можешь любить эту картину и презирать любовь к Эйфелевой башне.
— Вообще-то, могу. Чем тебе не нравится картина?
Маргоша тяжело вздыхает, поправляя рыжие волосы. Набирает побольше воздуха, а я уже готовлюсь к очередному с пору с ней. Мнение девушки всегда удивительно расходится с моим.
Постоянно.
Но вот так — обсуждать всё с ней, даже оставаясь при своем мнении — приятно. Что она не просто отстаивает свои убеждения, а при этом приводит аргументы. И иногда довольно убедительные.
— Я не понимаю этого ажиотажа. Работа хорошая, да. И художник знаменитый. Но на этом всё.
— А как же её пристальный взгляд?
— Исаев, ты много картин в своей жизни видел? Да почти все изображения следят за тобой, если нарисовать правильно. Мы можем даже посчитать, если хочешь, сколько подобного встретим в Лувре.
— Готова поспорить, что не так уж много?
— О нет. Хватит мне споров с тобой. Я все ещё прошлые разгребаю.
— Может, наконец-то, поймёшь, что я просто всегда прав?
— Ты просто всегда находишь способ извернуться.
Ясно. Все ещё дуется за свой прокол со свиданием. Если бы Маргоша добавила хоть одно слово в записку с угадыванием, как я буду её соблазнять, то выиграла бы. А так я оказался проворнее.
И девушка может что угодно говорить о моем упрямстве, но сама такая. И любит оказываться победительницей в любом разговоре. И то, что я могу дать ей отпор, точно не нравится.
Но Маргоша ещё научится, что старших нужно слушаться. Особенно своего парня. Тем более, если это — я.
— То есть, — переспрашиваю, желая понять девушку. — Ты осуждаешь любовь к Мона Лизе?
— Просто не понимаю, зачем делать из этой картины такой шедевр.
— Напоминает что-то, кхм, — кашляю в кулак добавляя: — Башня.
— Башня это уникальная постройка, без подобных. Как и Пизанская башня, Биг Бен. А таких картин даже в этом музее — сотни. А все придут, посмотрят на работу Леонардо да Винчи и, может, статую Венеры Милосской. И на этом всё.
— А, тебе обидно за другие картины?
Прижимаю к себе девушку, утыкаясь лицом в макушку. Перед нами в очереди ещё два человека, можно спокойно пообнимать Маргошу, пока есть возможность.
— Это просто как-то… неправильно. Удилять внимание одной картине, хотя есть не менее потрясающие работы.
— Запомни эту мысль, морковка. И возвращайся к ней, когда захочешь променять меня на очередного Дани.
— Прости, но я думала, что ты, скорее, Мона Лиза.
— Не заслуживаю интереса? Ауч, морковка, ты умеешь делать комплименты.
— Нет. В плане, ты привлекаешь всеобщее внимание.
Маргоша улыбается, пытаясь сгладить свой ответ. А я думаю, что она права. Возможно, в какой-то степени я аналог Моно Лизы. Хотя часто кажется, что одна из работ Паоло Веронезе*. Его картины занимают половину залы, где находится Мона Лиза. А все смотрят только на неё, не замечая других работ.
Ту же «Веницианку», где изображена молодая девушка.
И не уверен, какой вариант аналогии мне нравится больше.
*Паоло Кальяри, более известный как Веронезе — итальянский художник 16 века.
Глава 14Марго, Лувр
— Ром, ты же не обиделся, правда?
Переспрашиваю, потому что злюсь сама на себя. Даже я понимаю, что слова звучали грубо. Глупая привычка сначала говорить, а потом уже думать. И понимать, что нужно было тормозить несколько фраз назад.
— Я не обиделся, морковка, — парень протягивает наши билеты на входе в основной зал. — Я бы уже сказал.
— Нет, ты бы пошутил, что обиделся и потребовал компенсации. А ты молчишь.
— Маргош, я не пятилетка, чтобы обижаться на каждую фразу. Тем более сравнение с великой работой Леонардо да Винчи.
И замолкает. Чертов парень, который сейчас доводит мои эмоции до края. Я бы верила, что сравнение ему понравилось, если бы не сам контекст. А так получается, что я действительно назвала его недостойным внимания.
Не хотела, само так получилось. И это ведь не правда, на самом деле. Он красивый, потому что не просто за улыбку девочки университета влюблены в него. И обаятельный, те же доказательства.
А ещё, черт бы его побрал, заботливый. Может, конечно, это лишь часть его плана по завоеванию. Принести кофе, накинуть свою толстовку на меня, чтобы согреть.
Я бы лучше сравнила Рому с каким-то старым полотном. На котором была картина, а её после замазали. Нарисовали что-то обычное, встречающееся на каждом углу. А потом кто-то начал снимать слой за слоем и добрался до первоначального варианта. Интересного, завораживающего.
Проглатываю слова, чтобы не сказать этого Роме. Тогда он точно решит, что я в него влюблена. А если уж я себе в этом не признаюсь, то и ему подавно.
То есть, не не признаюсь. Не о чем говорить, он мне нравится. Но не более того.
— Будем брать аудио гид или послушаешь экскурсию в моём исполнении?
— А как лучше?
Вчерашний день показал, что Исаев больше меня смыслит во всём, что касается Парижа. Ноги до сих пор тянет после подъема на Эйфелеву башню и прогулки после.
— Возьмём аудиогид, — кивает мне Рома, подводя к нужной стойке. — И послушаешь, если что-то заинтересует. Использовать его всё время — не очень.
— Ладно.
— Какая ты сегодня сговорчивая.
Исаев едва не мурлычет, подталкивая меня в сторону к лестнице. Его наглая ладонь перестала сжимать мою, а просто перебралась на талию. Нас точно выгонят из Лувра за неприемлемое поведение.
— Есть что-то, с чего бы ты хотела начать?
