— Что с вами?! — ее скрипучий голос раздался оглушительно громко в вязком беззвучии. — Почему меня пытаются убедить, что что-то не так со мной?.. — Она лежала на его руке, открыв глаза и глядя вверх, в никуда и куда-то далеко. — Почему любить — это странно, почему просто не хотеть на себе чужих рук — это странно, почему моё желание быть в мире с самой собой — это странно? И почему, если я такая странная, меня тянут на себя?! Оставьте меня! Не знаете, что со мной делать, так не надо ничего делать, идите своей дорогой. Я — не подопытная мышь, я — женщина, которая хочет себя уважать! Я не лучше и не хуже кого-то. Вы заигрались. Вам скучно. Так попробуйте пожить обычной жизнью. Сами сходите пешком в магазин, выкопайте лопатой картошку, помогите бабуле из ближайшей хрущевки оплатить коммуналку, сходите на занятие по рисованию или лепке, сделайте что-то своими руками. Может, тогда оно станет более ценно… Вам не хватает искренности? Так попробуйте побыть искренними сами! Это не странно, это нормально…
Она встретила его взгляд, и он содрогнулся. Ее глаза не потухли, они обесцвечивались.
— Нормальные люди среди нас пропадают, — тихо произнес он.
— Нормальные люди пропадают в вас самих. Найдите их в себе сначала. Ты же нашёл! Да и не терял!.. Может быть, тогда перестанете истреблять их в других…
Она закашлялась.
Володя наконец принёс одеяло. Денис накрыл её, просунул руку под шею и приподнял, обернул его вокруг неё. Она лишь постанывала, безвольно обмякнув в его руках.
Машину тряхнуло. Она успела лишь свесить голову вниз и её вырвало на пол, наверное, ему на ноги. Он придерживал её голову. В желудке было пусто, но спазмы не отпускали. Володя остановил автомобиль и молча передал Денису влажные салфетки. Она придавила свою руку, почувствовала обжигающую боль и потеряла сознание. Он ощутил, как она сползает. Осторожно подтянул её на сиденье и увидел, что она отключилась.
— Володя, гони. У неё обморок.
48. Виноват
— Проверьте оба запястья. Её три раза вырвало по пути сюда. Возможно, её… — ни слово, ни сама мысль об этом не давались, — …изнасиловали.
Он говорил отрывисто, постоянно сжимая Наташины холодные ступни в своих руках.
— И её нужно накрыть, она всегда мёрзнет, когда нервничает.
Врач внимательно посмотрел на него.
— Когда она потеряла сознание?
— После третьего раза, как её вырвало.
— Когда была последняя рвота?
— Около получаса назад.
— Есть аллергия на что-то?
— Что? — он взглянул на врача.
— У вашей девушки есть на что-нибудь аллергия?
— Не знаю, вроде бы нет.
— Хронические заболевания?
— Не знаю, она всегда казалась здоровой… Давление, был скачок вниз из-за переутомления, почти до обморочного состояния.
— Есть вероятность, что она может быть беременна?
Он открыл рот, но мозг соображал туго:
— Нет. Может быть… Хотя нет. У нее сегодня начались месячные.
Он вспомнил, как в смущении вспыхнули её щеки, когда она призналась ему, выпроваживая из ванной, как он поддразнил ее, что почему-то их долго не было, а она стала пунцовой и добавила, что предыдущие разы они как раз были порознь, то еще не съехались, то были в размолвке. Это было утром. А вечером он не может отогреть её ноги. Всё из-за него.
— Ты подождешь в коридоре, — Герман, подъехавший недавно, говорил тихо, но не допуская возражений.
Денис буравил его взглядом.
— Потом ты расскажешь мне подробно… — это был не вопрос.
Герман положил руку ему на плечо.
— Расскажу. А теперь не мельтеши у двери.
Денис остался в коридоре. Он не мог сидеть, не мог стоять, не мог ни вдохнуть, ни выдохнуть. Ходил туда-сюда, сжимая и разжимая кулаки, в сотый раз разрывая кожу на сбитых казанках. Бесконечно потирал лицо, запускал пятерню в волосы, стучал по бедру. Он не мог простить себе, что был слеп, что не придал значения столь многим сигналам. Не мог никак собраться, но должен. Он должен взять себя в руки и под контроль. Ради неё. Некогда заниматься самобичеванием, этим ничего не исправить. Он снова и снова видел ее гаснущие глаза, будто всё живое вытекало из них. И в этом был виноват он.
Он не уловил, сколько прошло времени, когда открылась дверь и оба врача вышли.
— Сильно досталось левому запястью, вывих и растяжение. Правое растянуто, но не сравнимо с левым. Лодыжки были передавлены, но других повреждений нет. Голос пропал, связки перенапряжены, она либо кричала… Хотя больше похоже на нервное. Рассечение на скуле небольшое и поверхностное, не вижу смысла шить. Синяки и царапины по телу не критичны, — доктор посмотрел на коллегу.
— Денис, на ней есть сперма, но прямого сексуального контакта не было.
Он сглотнул и коротко кивнул.
— Сейчас Наташе нужен покой. Физический и душевный. И уход. В ближайшее время ей понадобятся чужие руки. Ее зафиксированы и необходимо следить, чтобы она не пыталась ими ничего делать.
— Я прослежу. Я могу к ней зайти?
— Как только ее обмоют. Она пришла в себя, но ей поставили успокоительное. Сон сейчас ей очень полезен. Денис, ей лучше побыть здесь.
Он снова коротко кивнул.
— Я останусь.
— Пожалей ее нервы. Хочешь добавить к ее стрессу еще и волнения, что оставил мальчишек одних?
Он качнул головой.
— Она проспит всю ночь. Утром приедешь.
Он молчал и не двигался. Герман вздохнул.
— Денис, дай мне обработать твои руки и поезжай домой. Прими душ и переоденься — от тебя воняет. И захвати смену белья для Наташи.
49. Домой
«Еще спит» — сообщение от Германа. Денис собрал теплые носки, белье, ее зубную щетку и расческу. Что ещё? Больше ничего не приходило в голову.
Он практически не спал ночью. Всё время проверял телефон. Проваливался в дрёму и выныривал из нее. Её тускнеющие глаза неотступно смотрели на него.
