Ознакомительная версия. Доступно 15 страниц из 73
Пряча глаза, она накрывает ладонью стопку монет. Кладу сверху свою руку, дочь вырывается.
– Не могла бы ты уйти? – бормочет она.
На площадке лестницы я решаю сделать еще одну попытку, но Миа уже захлопнула дверь.
* * *
С тех пор как приезжал оценщик, в подвал я больше не спускалась. Не знаю, был ли там Патрик. Не спрашивала. Уже пришло два сообщения, нужно дать ответ, устраивает ли меня смета. Я склонна согласиться, поэтому придется рассказать мужу, что через свежую краску вновь проступает плесень, показать ему каракули на стене. Никак не могу решиться на разговор. Боюсь узнать, кто написал те слова. Вдруг их выводил убитый малыш? Или еще хуже – сам Патрик?
Ключ по-прежнему лежит в тумбочке. Непохоже, чтобы кто-то брал его после меня, хотя полной уверенности в этом нет. Затаив дыхание, открываю замок, но свет включаю не сразу. Сначала загадываю желание: пусть стены, как по волшебству, впитают в себя проступившую сырость и вновь обретут первозданную белизну.
Щелкаю выключателем и замираю от ужаса: все куда хуже, чем я ожидала. Раньше на стенах были коричневые подтеки от воды, несколько темных пятен по углам. Теперь же, после окрашивания, стало только хуже: на чистом белом фоне распустились огромные черно-зеленые цветы плесени.
Сегодня утром, пытаясь открыть окно на кухне, Патрик дернул за ручку, она оторвалась, и он вдруг впал в ярость. Муж с такой яростью швырнул железку в мусорное ведро, что потрясенная Миа вся сжалась от страха. Конечно, ручка в нее попасть не могла, и все-таки… Странно так распаляться из-за какого-то полусгнившего окна.
Спускаюсь в подвал, включаю фонарь, который принесла с собой, и направляю на неокрашенную стену. При виде ее чистой белой поверхности у меня кровь стынет в жилах: от пересекавшей ее строчки повторяющихся слов не осталось и следа.
Хлопает входная дверь – я вздрагиваю и роняю фонарь. Нагнувшись за ним под стол, вижу на пыльном полу нечеткие отпечатки чьих-то ботинок. Должно быть, замазывая детские каракули, здесь топтался Патрик.
– Сара?
Хочется притвориться, что меня здесь нет. Однако дверь открыта, свет горит, так что прятаться глупо.
Ключ! Внутри все обрывается. Он спросит, где я взяла ключ.
– Прости, я собирала белье в стирку и хотела проверить… – Умолкнув, смотрю на расползшуюся по противоположной стене плесень. Похоже, Патрик ее не заметил. – Так жаль, но пятна проступили снова.
Он не отвечает. Опять накатывает чувство вины. Прикусываю язык: хватит нести всякую чушь.
– Сара, тебе никто не запрещает входить в подвал собственного дома.
Голос мужа звучит мягко, но я вижу, что ключа в двери больше нет. Он в кулаке у Патрика. Не запрещает! А почему снял ключ с общей связки, которая висит на кухне? Спрятал его нарочно.
– Ты так старался, а я увидела, что снова пошли пятна, и хотела… Хотела узнать, во что обойдется обработка от сырости. Я вызвала оценщика.
– А я-то целый день кручусь на работе и считаю, что жена бездельничает, – отвечает Патрик, от его тихого голоса внутри все обрывается.
– Знаю, нужно было предупредить тебя заранее. Патрик, этот оценщик, он, когда был, обнаружил… – Умолкаю на мгновение: а мне это действительно важно? – Здесь, на стене, была надпись.
Патрик меня словно не слышит.
– Ты должен был ее видеть, не мог не видеть. Ты же сюда спускался. Не знаю когда, но ты ее закрасил.
– Наверно, здесь играл какой-то ребенок, – почти шепчет муж.
– Какой ребенок? Один из маленьких Эвансов?
Бросив взгляд из-под ресниц, Патрик отводит глаза.
– Риелтору, когда мы приезжали сюда в первый раз, я не сказал, что до Эвансов дом принадлежал нашей семье. Сверившись с коммерческим предложением, представительница агентства стала уверять, что подвал – превосходное помещение для подростковых игр. А я заметил, что скорее там была не игровая, а домашний карцер – лучшего места не придумать.
Мне становится трудно дышать. Кажется, воздух внезапно стал более плотным.
– Патрик, это писал ты?
– Не помню, – бросает он, дотрагиваясь до стены.
Как можно такое забыть? Смотрю на чистую белую поверхность, а в глазах стоит бесконечная строчка детских каракулей: «Я плохой. Я очень плохой…»
– Да нет же, ничего я здесь не писал. Я же рассказывал тебе о своем детстве. Ты всерьез думаешь, что я сидел в подвале и черкал на стенах?
Патрик снова смотрит мне в глаза и широко улыбается. Только улыбка эта насквозь фальшивая.
– Сара, – говорит муж, поднимаясь по ступенькам, – не вызывай за моей спиной ни ремонтников, ни оценщиков. Договорились? Сейчас надо потуже затянуть пояса. Если хочешь что-нибудь предпринять, скажи мне, и я решу вопрос. – Патрик запирает дверь подвала и, вынув из замка ключ, добавляет: – А его я спрячу в более надежное место.
Вряд ли теперь мне удастся найти этот ключ.
* * *
Просыпаюсь посреди ночи. Во рту пересохло. Знаю, что разбудил меня неприятный сон, но я его уже не помню. Хочу выпить воды и, заметив на фоне окна какую-то тень, со страха сбиваю с тумбочки стакан. Неожиданно тень поворачивается: это Патрик. Обнаженный, он слегка прикрывается шторой и, прижав палец к губам, жестом манит меня к себе. Переступив через лужу, подхожу к Патрику.
– Что там? – шепчу, вглядываясь в ночь.
Он показывает на противоположную сторону улицы.
Прищурившись, различаю некий силуэт – подобие человеческой фигуры, которая, отделившись от темноты, вскоре вновь отступает в тень. Как ни стараюсь, ничего больше рассмотреть не могу. На луну то и дело наплывают облака – они будто играют в прятки, – поэтому тени все время перемещаются.
– Человек? – спрашиваю я.
Патрик кивает.
– Как только появляется луна, я его вижу. Стоит там уже несколько часов.
– Несколько часов? Откуда ты знаешь?
– Проснулся еще до двенадцати… Померещился шум – выглянул в окно и увидел.
На часах десять минут четвертого. Неужели Патрик с полуночи не ложился? Дотрагиваюсь до его руки – холодная как лед.
– Пошли спать, – говорю.
Он отрицательно качает головой.
Тени опять зашевелились, но ни одна из них не напоминает мне человека. На улице пусто. В такую ветреную и дождливую ночь никто не выходит из дому.
– А ты уверен, что там действительно кто-то есть? – спрашиваю мужа.
Он стоит прямо перед окном, не прикрывается даже шторой.
– Ты, как мы переехали, сразу сказала, что за домом следят. И была права. За нами все время кто-то наблюдает.
Чувствую, как руки покрываются гусиной кожей, и не могу понять, кого пугаюсь больше – неизвестного под окнами или Патрика, который, не сомкнув глаз, полночи высматривает кого-то в темноте.
Ознакомительная версия. Доступно 15 страниц из 73
