Книга Старые друзья - Жан-Клод Мурлева

Среди ночи я проснулся от стука. Я услышал отчетливое троекратное «тук-тук-тук», доносящееся с первого этажа. Кто-то стучал в дверь моей спальни – или в дверь спальни Мары. Я знал, что внизу никого нет. Жан спал рядом со мной, а кроме нас с ним в доме не было ни души.

– Ты слышал?

– Да, – ответил Жан и добавил: – Я слышал такой же стук вчера ночью, но подумал, что это ты стучишься к Маре.

– Да ну? А почему не она ко мне? Это тебе в голову не пришло?

Мы рассмеялись, но загадка осталась неразрешенной. Я встал и осторожно спустился вниз, освещая себе дорогу включенным мобильником. На первом этаже все было тихо. Ни следа непрошеных гостей – если только они не успели удрать, пока я шел по лестнице. Входная дверь, единственный ключ от которой хранился у нас, была заперта. Я вернулся наверх и доложил Жану обстановку.

– Второй ключ может быть у месье Пака, – предположил Жан. – Не исключено, что владелец выдал ему дубликат. Просто на всякий случай. Кстати, – вдруг добавил он, – ты видел, как этот старый козел пялился на Мару? Я думал, у него глаза из орбит выскочат.

Разумеется, я обратил внимание на похотливый взгляд соседа, но все же гипотеза Жана вызвала у меня сомнения.

– Неужели ты думаешь, что он рискнул бы вломиться сюда среди ночи и стучать Маре в дверь? Он что, надеялся, что она распахнет ему объятия? Этому старому вонючему козлу? Тем более что ее здесь уже нет.

Он возразил мне: чувак не в курсе, что Мара уехала, и вообще ничего исключать нельзя. Случается что угодно – почитай хоть газеты. Окно спальни Мары выходит на задний двор, а его дом стоит как раз напротив. Он мог случайно заметить в окне силуэт красивой женщины и вычислить, в какой комнате она спит. Допустим – почему бы и нет? – что он придурок и извращенец, способный на безумный поступок, например, проникнуть в дом, где живет пять человек, в том числе трое мужчин, и постучаться в дверь к женщине, образ которой его преследует.

– Допустим, – согласился я. – Представим себе, что он так и поступил. Но чем ты тогда объяснишь, что он сбежал, даже не попытавшись довести дело до конца?

– Не знаю. Запаниковал…

– Но это не помешало ему сегодня ночью повторить попытку?

Мне слабо в это верилось, но Жан стоял на своем, уверенный, что старый месье Пак при виде Мары так возбудился, что совсем потерял голову.

Паром Жана отходил в 8:30, поэтому поднялись мы рано. Утром он чувствовал себя неважно и признал, что напрасно все последние дни так хорохорился.

– Я принимаю таблетки, которые выписывают участникам боевых действий и спортсменам велогонки «Тур де Франс», но даже на таком горючем едва-едва могу дотащиться до Ламполя! В какое ничтожество я впал!

От завтрака он отказался и лежал на диване, пока я собирал его вещи.

Несмотря на ранний час, на дебаркадере было многолюдно: вместе с нами ждали парома около сотни шумливых школьников. Они лишили нас возможности спокойно попрощаться, но, пожалуй, это было к лучшему: ни Жан, ни я не любили бурных проявлений чувств на публике.

– Как ты, в поезде нормально доедешь?

– Доеду. Скорее всего, буду спать. Таблетки я взял.

– Даниэль встретит тебя на вокзале?

– Конечно.

Мы обнялись – не слишком крепко, чтобы не сорвать катетер, – и он пошел на паром, напоследок обернувшись и помахав мне рукой. Вот и все. Я знал, что в любом случае мы скоро снова увидимся. На будущей неделе я к нему съезжу. Эта картина так и осталась стоять у меня перед глазами: больной старик в окружении галдящей ребятни. Работник парома помог ему преодолеть зазор в пятнадцать сантиметров, отделявший перрон от судна.

Зря я еще на сутки остался один на острове Уэссан. Я планировал использовать это время, чтобы спокойно поработать, но теперь видел, что эта идея изначально была глупой, а стала еще глупее. Я не мог заставить себя ни читать, ни писать. Вместо этого я ходил туда-сюда по побережью, присаживался на часок и снова ходил, смотрел на море, возвращался домой, подъедал остатки, слушал диск с записями Люс, пил чай и опять шел бродить. В доме до сих пор как будто звучали голоса Лурса, Люс и Мары; по комнатам сновали их призраки. Я сознавал, что больше никого из них не увижу – не потому, что это невозможно, а потому, что не хочу. Особенно без Жана. Я не испытывал ни малейшего желания знакомиться с мадам Лурс или подругой Люс, не говоря уже о негодяе, считающем себя мужем Мары. Я согласился бы встретиться с ними тремя, но в тех же обстоятельствах, что и здесь, без супругов, и самое малое лет через двадцать. При условии, что мы до этого доживем.