Весь дрожа, Эллиор приподнялся, высвободил себя, расстегнув лишь ширинку, и прижался ко мне разгоряченной, пульсирующей, чуть влажной головкой.
Татуировка тут же загорелась — заметная даже сквозь рубашку, предупреждая об опасности…
И я вдруг снова испугалась этой опасности, чувствуя неотвратимость происходящего. Забилась под ним, отталкивая… Ведь если он сделает это, уже будет ничего не исправить, ничего не «починить»…
— Эллиор… — всхлипнула, — я боюсь… давай подождем… пожалуйста…
— Тшш… Все хорошо, детка… Я знаю, что делаю…
Мои дергания и метания только приблизили его к цели, медленно, миллиметр за миллиметром, погружая в мое тело, раздвигая меня, растягивая до невозможности…
— Больно… — цепляясь за его плечи, я изо всех сил старалась не заплакать.
Уже не металась, не дергалась, замерев и просто пытаясь дышать. Жмурясь от ощущения невыносимой, невероятной заполненности — такой, что казалось, еще немного, и внутри меня все лопнет, взорвавшись литрами кипящей крови…
Сжалась, пытаясь вытолкнуть рвущий меня на части орган…
Боже, какой же он огромный… Я не смогу, не смогу его принять…
Опершись на руки, нависая прямо над самым моим лицом, Эллиор вдруг наклонился, потерся о мою щеку своей, и у меня сердце защемило от этой незамысловатой ласки.
— Пусти меня… — пробормотал, обдавая жарким дыханием мое ухо и шею. — Я ничего не сделаю с тобой… пусти… Расслабься…
В кровь кусая губы, я закивала согласно — понимая, что да, надо пустить, так будет легче… Но тело не слушалось — вокруг входа было мокро и скользко, но так, мать его, туго, будто вся мышечная сила моего тела сосредоточилась в том месте, где было больнее и страшнее всего…
— Арргхх… — прорычал вдруг Эллиор, одним резким движением вонзаясь и разрывая меня.
И впился зубами мне в плечо, глуша долгий, мучительный стон…
* * *
— Все… уже все… отпусти меня…
С трудом разжав мои судорожно сцепившиеся на его спине ноги, он приподнялся, и я обмерла, забыв про боль внизу и в укушенном плече.
Его лицо изменилось — черты как-то странно заострились, кожа посерела и на скулах обозначился какой-то странный узор — что-то вроде переливающихся змеиных чешуек. И глаза! Зрачки его вытянулись, став почти вертикальными, узкими, как у кошки…
Это у него всегда так во время секса или только со мной, своей истинной? Или только в первый раз?
Я была так поражена этим преображением, что почти забыла, что в этот самый момент меня лишают девственности…
Он напомнил.
— Ай! — я вскрикнула на первое аккуратное движение внутри меня. — Погоди… Не так… сразу… ты рвешь там все…
Он, не отрываясь, смотрел на меня этими своими волшебными глазами. Облизнул явно пересохшие губы, нюхнул воздух и еще раз легонько толкнулся.
— Я не чувствую крови… кроме девственной…
— Ну значит… из-за нее и болит! — не в состоянии больше выдерживать его обжигающий взгляд, я отвернулась, сморщив нос от болезненных ощущений. — И плечо тоже… Зачем ты меня укусил?
— Так надо… — он толкнулся еще раз — сильнее.
— О боже, да что ж ты делаешь… Кому… «надо»?!
— Мне… и дракону… Я должен тебя пометить… в первый раз… Кровь и боль… иначе нельзя…
Он толкался в меня уже через слово, выходя наполовину и погружаясь так глубоко, как только мог, прерывисто, со свистом выдыхая при каждом движении.
Боже, он меня трахает! — дошло вдруг до моих замутненных мозгов.
И понимание, что это, наконец, случается… что он делает это — берет меня, делает меня своей… наплевав на все преграды и опасности… Что я, наконец, полностью и целиком его…
О, это было почти невыносимо — это понимание.
— Эллиор… — я жалобно всхлипнула, хватая его за волосы, пригибая за шею к себе. — Ты… ты внутри…
— Да, детка… — он закрыл глаза, прижался лбом к моему. — Я внутри… внутри тебя… И еле удерживаюсь, чтоб не взорваться, такая ты тесная… совсем маленькая… Не плачь, ну что ты… перестань…
Языком слизывал, сцеловывал мои слезы, потом набрасывался на меня с поцелуями — порывистыми и жадными, будто и сам не знал, что еще со мной сделать — как приласкать или успокоить…
Лицо его еще больше посерело, глаза мерцали в темноте сумасшедшим, темным огнем. Он становился похожим на демона, и подобно демону, брал не только мое тело, но и мою душу.
Я знала, что не кончу в этот раз, что эту боль не пересилить никаким удовольствием, но сама боль была желанна и восхитительна — потому значила так много…
Он вдруг издал недовольный звук, отпрянул и осторожно вышел из меня.
— Что?.. — я растерянно смотрела на него, приподнявшись на локтях. Сердце мое похолодело — а вдруг я разочаровала его?
Одним легким, быстрым движением Эллиор скользнул ниже и раздвинул мои ноги. Сообразив, на что он нацелился, я попыталась сдвинуть ноги обратно, но он не позволил, крепко прижимая их к полам раскинутого подо мной пиджака.
— Что… что ты делаешь?
Он ответил не сразу, завороженно глядя на мою промежность. Наконец выдохнул.
— Зализываю раны…
И не успела я опомниться, как он наклонился, зарываясь лицом прямо туда, раздвинул набухшие, мокрые складочки пальцами, и четко и ровно провел языком вдоль клитора, связанного, казалось, напрямую с мозгом.
— Ааххх! — я выгнулась дугой, запрокидывая голову, в одно мгновение будто из электрошокера простреленная мириадами разрядов…
— Тшш… Не дергайся… — недовольный, он еще плотнее прижал ко мне язык, а мои вздрагивающие ноги — к земле. — Ты мне мешаешь…
— Эллиор… нельзя… там же кровь… о господи, что ты…
— В этом смысл зализывания ран… — сквозь собственные всхлипы услышала я ответ, донельзя логичный, и поняла, что ничего не остается, кроме как закрыть от стыда руками голову, спрятать лицо в изгиб локтя и принять неизбежное…
Однако очень скоро мне стало не до стыда.
И стыд, и дискомфорт, и непонимание, зачем все это нужно — здесь и сейчас, после того, как он уже лишил меня девственности — все растаяло в угоду наслаждению — острейшему, самому сильному из всех, которые я когда-либо испытывала…
Уже не пытаясь отстраниться, я сама приподнимала бедра, подставляясь и бесстыдно раздвигая себя. Он же играл со мной совершенно безжалостно — то ударяя в меня языком быстро и с размаху, то нежно, едва-едва касаясь, дразнил и заставлял жалобно и позорно скулить… Вздрагивая от каждого прикосновения, от каждого точечного лизка и поцелуя, даже от простых вздохов, я постепенно теряла себя, растворяясь в этой изысканной, почти мучительной ласке, умоляла его все громче и бесстыднее, а под конец не выдержала и схватила за волосы, вжимая в себя, требуя, чтобы он дал мне, черт бы его побрал, разрядку…
