«Запомни хорошенько, — сказал он себе. — Запомни все это. Если встретишь новый рассвет, извлеки уроки из случившегося. Если нет, будь с братьями до конца».
— Что останется от нашей сути? — спросил Кастигон, стараясь говорить как можно тише, но так, чтобы Корбулон все же услышал его сквозь рычание мотора и грохот сейсмических толчков.
— Достаточно, — ответил жрец. — Останется достаточно.
Он не имел права думать иначе. Не мог допустить таких мыслей. Но смутные образы, тревожившие Корбулона в часы затишья, вышли на передний план и обрели четкость.
Верховный жрец воззрился на целую роту, объятую помешательством, и перед ним предстала картина будущего.
Земля вопит в агонии. Ее конвульсии все неистовее. Вздымаются и опадают каменные волны. Позади бойцов Четвертой ширятся и углубляются трещины в равнине. На их месте возникают ущелья, потом каньоны. Из поля битвы взметаются перекрученные колонны. Равнина поднимается, затем опускается в скрежете и реве дробящихся скал и рвущейся на волю магмы.
Грунт взрыхляют разрывы снарядов. Наши «Хищники» бьют из орудий. Точно прицелиться невозможно, но один из мутировавших предателей все же падает, разорванный на куски очередью из штурмовой пушки. Мы, воины Роты Смерти, устремляемся вперед на прыжковых ранцах. Неустойчивая земля остается внизу. Теперь для нас есть только полет в атаку.
Кровавые Ученики немного опережают Скарбранда. Демон ступает широко, но неторопливо. После каждого шага он останавливается, чтобы собрать кровавую жатву. Взмахом топора чудовище скашивает дюжину смертных вокруг себя, хватая при этом еще несколько извивающихся жертв. Откусив им головы, исполин пожирает черепа и швыряет перед собой дергающиеся трупы, из шей которых бьют алые фонтаны. Среди убитых я замечаю Железных Гвардейцев. Горстка солдат еще жива, и они сражаются до последнего.
Вступаем в бой с Учениками. Многие из них сохранили прыжковые ранцы, пусть даже вросшие в тела. Другие, прежде не способные летать, получили крылья. Среди них — капеллан-предатель, с которым я сражался на холме Пророка. В его рясе возникли сосуды и кости. Взмахивая ею, изменник поднимается навстречу мне.
Меняю угол снижения и с разгона врезаюсь в хаосита. Вместе валимся на землю. Этот Ученик — в числе наименее заметно переродившихся врагов, но вместо рук у него громадные клешни. Пока мы боремся, противник стискивает ими мою голову, пытаясь расколоть череп. Ничего не вижу. Отступник рычит богохульную проповедь. В ответ выкрикиваю литанию ярости и замахиваюсь Кровавым Крозиусом. Булава крушит его левую руку. Клешня разжимается, и я снова вижу через правую линзу. Мое оружие вспыхивает — сама суть реликвии разъярена близостью к демонической плоти. Крозиус жаждет нести возмездие, как и я.
Запустив прыжковый ранец, тащу неприятеля вверх. Он бьет крыльями по воздуху, хлещет меня. Уцелевшая клешня давит все мощнее, но шлем пока держится. По ветвистым рогам Ученика мечутся всполохи потустороннего свечения. Направляю болт-пистолет ему в лицо. Сияние устремляется ко мне. Это ментальный выпад, доспех против него бесполезен. Перед моим мысленным взором льется кровь. Исчезает все, кроме кипящей порченой влаги — потопа, извергнутого яростью предателя. Такой удар прикончил бы обычного человека, свел бы с ума другого воина Адептус Астартес.
Поток сшибается с моей собственной яростью. Сталкивается с праведностью.
Я не Мефистон. Не могу ответить псионической атакой, но и обычная получается удачной. Когда я опускаю булаву на череп изменника, оружие блистает светом безгрешности, искореняющей нечистоту. Кровавый Крозиус разрубает врага до груди. Пока мы вновь падаем на равнину, половинки головы пронзительно вопят. Между полушариями протягиваются отростки, старающиеся затянуть рану, вернуть Ученику цельность. Но разум хаосита разделен, и его гнев рассеивается. Неприятель умирает. Клетки его организма утрачивают единство. Еще до того, как мы касаемся земли, тело создания начинает войну само с собой и бесконтрольно мутирует.
Битва за Флегетон подобна взрыву неистовства. У нас нет никакой стратегии. Я управляю действиями 4-й роты в целом, но ее внутренняя структура развалилась. Десантники штурмовых и тактических отделений перемешались с опустошителями.
Я лишь указываю на врага, и мои остервенелые родичи мчатся в гущу сражения. Они разят предателей цепными мечами, молниевыми когтями и силовыми кулаками. Братья слишком разъярены, чтобы хладнокровно стрелять из болтеров: неистовство требует, чтобы воины вышибали кровь из врагов.
Отступники не возражают. Чудовища и берсеркеры сходятся под кровавым ливнем, затапливающим мир. Равнина содрогается все неистовее, как будто схватка еще сильнее распаляет гнев земли. В ней с грохотом разверзаются и захлопываются провалы — щелкающие каменные пасти. Воздвигаются и рушатся колонны — руки, дубины, булавы.
Сама планета вступила в войну на стороне хаоситов. Мир преображает яростная воля темного божества, против слуг которого мы бьемся. Флегетон нивелирует наше численное преимущество. Его конечности и челюсти хватают Кровавых Ангелов.
Брат Фенекс попадает между смыкающихся скал. Его ноги растерло в порошок, но он еще сражается, пытаясь вцепиться в ближайшего врага. Изменник с вросшим в руку цепным топором подходит к Фенексу сзади и отрубает ему голову. Каменный столп кренится в сторону сержанта Гамигина и падает, едва не раздавив его. Рыцарь Баала выживает лишь по воле случая: он очень быстро несся к добыче. Гамигин даже не заметил, что находился в опасности. Сержант, как и все одержимые братья, почти не обращает внимания на то, что творится вокруг. Его поведение определяется только Жаждой и непосредственными угрозами.
Потерянные, напротив, реагируют на атаки самой земли. Черная Ярость изменяет нашу реальность, преображает ее в нечто иное, но мы все же видим происходящее. Безумие мира не ошеломляет Роту Смерти — мы давно уже воспринимали его искаженным.
Мимо меня на полном ходу проносится «Носорог» под названием «Кровавый реквием». Он сминает бесноватых гусеницами и подпрыгивает на дрожащей равнине. В метре позади бронетранспортера из грунта вырывается каменная колонна. Секундой ранее столп перевернул бы машину. Прорвавшись через жалкие остатки орды, «Кровавый реквием» едет прямо на одного из жутко исковерканных Учеников. У этого предателя больше нет лица, он — ползучая груда мышц высотой с «Носорога».
Бронемашина врезается в него. Хлещет кровь. Изменник не погиб, его плоть поглотила большую часть энергии удара. Траки «Реквиема» прокручиваются, разбрасывая струи крови и ошметки внутренностей. Корчась, мутант размахивает конечностями и бьет по корпусу транспорта. Он не может пробить броню, но удерживает «Носорога» на месте, даже постепенно исчезая под гусеницами и разлетаясь на куски.
Скарбранд уже близко.
Взлетев, я устремляюсь к демону. Что-то ударяет меня в правый бок и взрывается. Теряю управление полетом и валюсь на землю. Доспех дымится в месте попадания автопушечного снаряда. На визоре одна за другой вспыхивают тревожные руны. Боль стискивает меня, пронзает разрядами. Страдание мне не помеха. Оно лишь разжигает пламя ярости.
