– Если бы ты внял моему совету и разделался бы с ними в первый свой приход сюда, тебе не о чем было бы теперь беспокоиться, – надменно бросила с верхней ступени лестницы ее светлость.
– Да уж, – согласился ее муж.
– Я не мог этого допустить, – ответил Лука. – Моя вера не дозволяет ничего подобного. Но дела приняли скверный оборот, теперь они хуже некуда. Ваша светлость, мы обязаны вызволить из беды леди из Лукретили!
– Она нарушила закон, если посмела преступить порог еврейского поселения, – промолвил лорд Варгартен. – Я обвиню их в похищении юной дамы. Они дорого за это заплатят.
– Она бежала от танцоров, – в отчаянии пробормотал Лука. – У нее не было выбора. Возможно, они спасли ей жизнь.
Но лорд Варгартен был непреклонен.
– Лучше остаться с танцорами, чем искать пристанища у евреев. Танцоры – умалишенные, а евреи – враги рода человеческого, они прокляты Богом.
– Сжальтесь, прошу вас, – молил Лука. – Я послушник Ордена Тьмы. В моем расследовании знамений конца света мне велено искать поддержки духовных и мирских лиц. А властителям и лордам велено оказывать мне всяческую помощь.
– Но сейчас ты ничего не расследуешь, – заявила ее светлость. – Твоя попутчица попала в щекотливую ситуацию, и теперь ты стараешься выручить ее. С какой стати нам помогать тебе? С какой стати его светлости рисковать своей жизнью и жизнью своих людей ради женщины, потерявшей голову от танцев и дотанцевавшей до еврейского поселения? Вначале она пускается во все тяжкие с людьми, ничем не лучше животных, а затем и вовсе оказывается среди мерзейшего сброда, настоящих ползучих гадов.
Сжав кулаки, чтобы сдержать вскипевшую в нем ярость, Лука посмотрел ей прямо в глаза:
– Лорд Варгартен рассказал мне, что вашу сестру сманили танцоры. Неужели в вас нет ни капли сострадания к леди Изольде? Если бы подобное произошло с вами, а Изольда была бы владелицей замка, она бы немедленно бросилась вам на выручку.
– Я бы никогда не пришла к евреям, – с отвращением произнесла леди Варгартен. – Никакие танцоры не принудили бы меня к этому. Я праведная женщина, я блюду честь и достоинство своего рода и своей семьи.
Она повернулась к мужу:
– Но решать, конечно же, тебе. Делай, как пожелаешь. Если ты считаешь, что снова надо седлать лошадей, снова проявлять милость к этим сумасшедшим, то ступай, спасай эту женщину, сбежавшую от своих друзей к евреям.
– На этот раз я не намерен проявлять к ним милость, – мрачно изрек лорд Варгартен.
– Прошу вас. – Голос Луки прерывался, он уже начал терять всякую надежду.
Вместо ответа его светлость что-то прорычал караульным, и замок наполнился тревожными звуками колокола, призывающего к сбору.
– Возьмем только всадников. Этого достаточно, – на ходу пояснил лорд Варгартен. – Чтобы не мешкать в пути.
Перепрыгивая через ступеньки, к лорду несся оруженосец со стеганым кафтаном и шлемом. Грум выводил из стойла коня.
– Ты не вооружен? – спросил лорд Луку.
– Я расследователь Святой нашей Матери-Церкви, – воскликнул Лука. – Конечно, я не вооружен!
– Ну и получишь камнем по башке, – весело заявил лорд Варгартен. – Езжай позади меня. Не отставай. Займи у кого-нибудь кожаную куртку. Может, хотя бы меч возьмешь? Или булаву?
Лука помотал головой.
– Ну, тогда молись о новом чуде, – хмыкнул владыка замка. – Хотя Бог свидетель, в прошлый раз мы и без Него управились.
* * *
Ишрак не отрывала глаз от бегущей под ее ногами дороги и внимательно изучала горизонт – не покажется ли кто-нибудь вдали. Где-то через час или около того усилия ее были вознаграждены, и в миле или двух впереди себя она заметила торговца. Ошибки быть не могло: хоть он спрятал свой тюк в седельную сумку на боку лошади, привязанный на его спине боевой меч с инкрустированной рукоятью столь явственно возвышался над его головой, что придавал темной в облаке дорожной пыли фигуре коробейника согбенный вид.
Торговец, трясясь, как куль с мукой, на неторопливом иноходце парил в облаках, мечтая о сытном обеде, поджидающем его в следующем городе, и о награде, которой наверняка облагодетельствует его Джорджо, лорд из Лукретили. Довольный собой, он мурлыкал под нос народную, знакомую ему с детства, песню, и оттого не сразу услышал быстро настигающий его конский топот. Когда же земля позади него содрогнулась от ударов копыт и он в беспокойстве обернулся, было уже поздно. На него, в облаке пыли, вихрем неслась Ишрак: пустив коня в галоп и пригнувшись, она с такой быстротой размахивала пращой, что та казалось размытым темным пятном.
Камень вылетел и ударил торговца по затылку. Его лошадь застыла на месте как вкопанная. Торговец привалился к ее шее. Подлетевший конь Ишрак встал на дыбы, но она обуздала его, кружа возле врага, сматывая пращу и заправляя ее очередным камнем. С трудом восстановив равновесие, оглушенный торговец поднял глаза на Ишрак, и она, привстав в стременах, раскрутила пращу и выпустила камень прямо в его одеревеневшее от ужаса лицо. Торговец кубарем скатился на землю и остался лежать там, где упал, лицом в пыли, недвижимый. Ишрак подъехала к нему, спрыгнула с коня, выхватила из-за голенища кинжал и припечатала спину мошенника сапогом. Он не шелохнулся.
Подумав, что камень размозжил ему череп и он мертв, Ишрак аккуратно развязала тесьмы на его спине и забрала бесценный меч. Только после этого она носком сапога перевернула оцепенелое тело на спину, не отрывая от него настороженных глаз и держа наготове кинжал. Присмотрелась: одутловатое тело, посеревшее лицо, кровоточащая рана на шее, под ухом, отвратительный, расплывающийся на скуле синяк. Она внимательно вгляделась в его лицо и поняла, что он жив. Приставив к его горлу кинжал, Ишрак наклонилась послушать, дышит ли он. Коробейник дышал – часто, тяжело, прерывисто. Ишрак подошла к коню и закрепила меч под седлом. Узлом скрутила поводья обеих лошадок на ветвях разросшегося у дороги куста, достала из тюка торговца бутыль с водой и вылила тому на голову.
Захлебнувшийся торговец принялся кашлять и корчиться на земле, прижимая рукой нестерпимо ноющую рану на лице и глядя на Ишрак.
– Мертвая мусульманка, – пролепетал он, словно увидел перед собой бестелесный призрак, пришедший по его душу.
– Мертвая мусульманка, – согласилась Ишрак.
* * *
Барабанщик, расположившийся у ворот еврейской деревушки, расправился с едой, спрятал про запас в карман шутовской куртки краюху хлеба и ласково погладил грязным пальцем кожаную мембрану бубна. Потряс тамбурин, прислушиваясь к его звучанию, щелкнул ногтем по колокольчикам.
Изольда поманила Фрейзе, и он помог ей подняться на израненные ноги. Они крепко сжимали друг друга в объятиях и пританцовывали – легонько, безотчетно – под нежное позвякивание бубна.
– Откройте ворота, – приказала Изольда плотно сжатыми в тонкую полоску губами. – Я не желаю навлекать на вас невзгоды. Я ухожу.
