«Физиолог», очевидно, не оказал особого влияния на средневековое искусство
Недавние научные исследования средневекового искусства помогли рассеять это заблуждение. Стало очевидно, что люди средневековья изображали животных потому, что любили их, а вовсе не потому, что им нравились аллегории. Их искусство было естественным, а не символическим. По словам Мале, «ремесленники любили природу, и бережно копировали формы жизни, а иногда играли с ними, сочетая или исключая их по своему собственному капризу». Св. Бернар, хотя и получил прозвище «принца авторов аллегорий», не видел никакого смысла в украшении романских храмов фигурами животных, и выступал против них. Короче, за исключением символов четырех евангелистов, «нам известно мало случаев, когда можно придать фигурам животных какое-либо символическое значение, и совершенно очевидно, что фауна и флора средневекового искусства, естественная или мифическая, носит, в большинстве случаев, чисто декоративный характер». «Суммируя все вышесказанное, — пишет Мале, — Мы приходим к выводу, что Бестиарии, о которых нам так много говорят археологи, не оказывали реального влияния на искусство до тех пор, пока они не перешли в книгу Гонория Отенского («Религиозные размышления», около 1090–1120 г.), а оттуда — в церковные службы. Я напрасно искал (кроме двух исключений) изображения ежа, бобра, тигра и других животных, которые имеются в Бестиариях, но совсем не упоминаются Гонорием».
В «Физиологе» содержится больше научных фактов, чем аллегорий
Это утверждение, касающееся средневекового искусства, справедливо, в значительной степени, и для средневековой литературы и науки, хотя они, вероятно, были менее естественными и оригинальными, чем изобразительное искусство, и больше зависели от традиций и авторитетов прошлого. Но средневековые люди, как мы еще увидим, изучали природу из научного любопытства, а вовсе не в поисках духовных аллегорий. Гольдштауб признает, что к 13-му веку научная зоология Аристотеля затмила «Физиолог», когда появились авторы вроде Фомы Кантимпре и Альберта Великого. Они, вероятно, включали в свои труды отрывки из «Физиолога», но убирали из них присущие им религиозные элементы[48].
Но были ли его характерные черты действительно религиозными? Может быть, они всегда были научными или псевдо-научными? Ахерн утверждает, что название было взято у Аристотеля, а главным источником сведений были труды Плиния. Аллегории не появляются в таких древних текстах, как Сирийская версия или в отрывках, сохранившихся в латинском глоссарии Ансилейбуса. Даже вводные духовные тексты не появляются в греческой версии, которую приписывают Епифанию. Более того, даже в Бестиариях, содержащих аллегорические описания, эти описания касаются природы животных, и являются, по-видимому, научными фактами, на которых строится весь символизм, и только ради этого в тексте приводятся цитаты из «Физиолога». Таким образом, символизм представляет собой случайное явление, а псевдо-наука — постоянное. Совершенно очевидно, что создать аллегории, не зная фактов из жизни животных, невозможно; с другой стороны, предполагаемая научная информация может распространяться и очень часто распространяется с помощью аллегорий. Мы не знаем, кто придумал первые аллегорические интерпретации. Хоммель полагал, что они появились еще до христианской эры в форме поклонения животным в Персии, Индии и Египте. Но мы снова и снова убеждаемся, что ученый, изучающий природу, как и «Физиолог», ручается за истинность своих утверждений о природе животных.
Таким образом, символическое значение книг, сгруппированных под названием «Физиолог», было сильно преувеличено, в то время как уважение и интерес к естествознанию, о котором свидетельствует этот труд, тоже очень часто не учитывалось.
22. АВГУСТИН О МАГИИ И АСТРОЛОГИИ
Годы жизни и влияние Августина
Рассуждение Августина о магии и астрологии были вынесены в отдельную главу, частично потому, что он жил довольно поздно, с 354 по 430 г. нашей эры и частично потому, что его труды очень обширны. Однако главной причиной было то, что его идеи оказали огромное влияние на средневековую мысль. Более того, в своём эпохальном труде «Град Божий», Августин лучше всех других авторов подвел итоги переходного периода от классической цивилизации к средневековой, от жизни древнего города к жизни средневековой церкви. В нём он с небывалой полнотой рассуждал о магии, демонах и астрологии, хотя часто обращался к этим темам и в других своих трактатах, которые мы тоже будем цитировать. Я использую здесь термины «магия» и «астрология» как отдельные понятия, поскольку Августин, вслед за большинством Отцов Церкви, различал их. Я не буду касаться вопроса о том, как Августин относился к библейскому рассказу о Сотворении мира, изложенном в его «Признаниях», De Genesi ad litteram, поскольку уже представил «Шестоднев» Василия в качестве примера работы подобного типа и христианского отношения к естествознанию. Но позже, рассказывая о средневековых авторах, писавших о природе, я отмечу те куски, которые могли быть созданы под влиянием идей Августина.
Христианство и магия
Хотя Августин писал свои трактаты в 5 веке нашей эры, он считал необходимым защитить Христа от тех, кто полагал, что Иисус обратил людей в свою веру с помощью магического искусства. И он рассказывает нам о книгах по магии, авторство которых приписывают самому Христу или апостолам Петру и Павлу. В ответ на эти обвинения Августин твердо заявлял, что христиане не имеют никакого отношения к магии, и что их чудеса «совершались благодаря простой уверенности и истинной вере, а не с помощью заклинаний и чар, наведённых благодаря искусству извращённого любопытства». Он выдвигает встречное обвинение против Римской религии, утверждая, что царь Нума, её основатель, выведал все её секреты и священные ритуалы с помощью гидромантии или некромантии. Тем не менее, он признаёт, что осуждение магии и введение законов против неё началось ещё до появления христианства.
Осуждение магии и теургии, а также гоэтии
Августин всегда отзывается о магии с осуждением, и несколько раз использует выражение «преступления колдунов». Впрочем, он называет гоэтию или колдовство еще более гнусным делом, чем магия. А вот теургию характеризует как «почётное занятие». Он также писал, что некоторые люди проводят различия между колдунами или людьми, занимающимися гоэтией, которые практикуют незаконные искусства и заслуживают всяческого осуждения, и теми, кто практикует теургию. Эти люди, по их мнению, достойны всяческих похвал. Порфирий, например, утверждал, что теургия помогает очистить душу, подготовить её к восприятию духов и увидеть Бога. Августин, однако, пишет, что в других местах Порфирий предавал теургию проклятию, а сам он во многих случаях отказывался ее одобрять. Он отрицал, что «души очищаются и обращаются к Богу через кощунственное сходство, нечистое любопытство и магические посвящения». Вполне возможно, что Августин классифицировал использование некоторых сильных имён, описанное Оригеном, как неправильную теургию.
