Женщина между тем уселась в кресле и как-то очень сноровисто вынула из сумочки и положила на колени пачку одноразовых носовых платков. «Либо плаксива по природе и давно знает об этом, либо я не первый психолог, к которому она обращается». Подумав так, я решила ничего ей не предлагать и подождать, пока она сама заговорит.
– Вы знаете, у меня такая огромная проблема – мой сын бросил институт, – сказала женщина.
– Ага, – сказала я. Особой (а уж тем более огромной) проблемы я в этом пока не видела. Ну бросил и бросил, бывает. Может, он ему просто не понравился. Или не справился с программой. Неприятно, конечно, но не конец света.
Женщина молчала.
– Речь идет о дальнейшей профориентации? – поинтересовалась я. – Парень сидит в коридоре?
– Нет, я пришла одна.
– Институт был по выбору вашего сына?
– Нет, так нельзя сказать. Он просто согласился. Его к концу школы в общем-то ничего, кроме компьютера, не интересовало.
– Ну, расскажите подробнее.
Вся история в ее изложении (женщину звали Марией, сына – Алексеем) выглядела вполне тривиально. Все в семье до третьего колена вглубь – с высшим техническим образованием. Дедушка до сих пор преподает в Электротехническом институте. Естественно, предполагалось, что Алексей после школы тоже пойдет учиться «чему-нибудь такому». Тем паче что мальчик страстно увлекся компьютером сразу после его появления в доме, в школе преуспевал на уроках информатики и одно время даже писал какие-то несложные программки. Однако к концу школы всякая увлеченность программированием пропала, в компьютере остались только игры и бесцельное зависание в соцсетях, а на энергичные подначки родных: ну, вот уже близится время «ч», ЛИАПП, или Политех, или вообще что? – следовало вялое: не зна-а-аю…
Видя, что не происходит совершенно ничего, семья взяла инициативу на себя. Репетитор по физике (математика и так шла неплохо), подготовительные курсы в институте – все энергичненько, под контролем, бегом-бегом. Нельзя сказать, что Алексей как-то сопротивлялся происходящему. Наоборот, казалось, что он даже выдохнул с облегчением: решать ничего не надо, все решилось как бы само, вот и славно, трам-пам-пам. Когда стал студентом, явно радовался и гордился вновь приобретенным статусом. В институт шел явно «на подъеме», охотно рассказывал о новых знакомых, о предметах, о преподавателях. Все это закончилось где-то через полгода: учиться трудно и неинтересно, да там никто и не учится, зачем это вообще все… Первую сессию сдал с одним «хвостом». Семья выступила единым фронтом – не бывает, чтобы все было интересно и на тарелочке, надо преодолеть себя, дальше втянешься, будет лучше и легче. К их удивлению, Алексей почти сразу перестал бунтовать, досдал «хвост» и вроде бы смирился. Больше года жили мирно и спокойно.
Только к концу второго курса стала ясна неприглядная правда: парень уже полгода не посещает занятия, досдать накопившиеся задолженности нет никакой возможности. Единственный выход – забрать документы. «Я там по некоторым предметам с самого начала ничего не понял», – сообщил Алексей.
– Ладно, ты не справился с программой, не смог учиться на этом действительно сложном факультете. Но почему ты молчал?! – возопили родные. – Можно же было давно перевестись куда-то попроще…
– Вот-вот, я так и подумал: какой вообще смысл вам говорить? – странно парировал Алексей.
– У меня два вопроса, – сказала я. – Что, собственно, он делает сейчас? И второй: все это время (минимум полгода) он симулировал посещение института. Куда он ходил?
– Сейчас он не делает ничего, то есть сидит и играет в компьютер. Дедушка пытается найти возможность перевода в другой институт…
– Алексей опять согласен?
– Он говорит, что лучше пошел бы в армию, но вы же понимаете, что нормальная мать…
– Алексей слаб физически, плохо сходится с людьми?
– Что вы! Он почти два метра ростом, ходил качаться, и у него всегда была масса приятелей и приятельниц!
– Что он делал вместо института?
– Мы толком не знаем. Он говорил что-то про прогулки по крышам, по канализации и еще какая-то аналогичная дурость…
– С чем вы приходили ко мне в прошлый раз, много лет назад?
Мария аккуратно достала первый платочек:
– Можно я скажу вам, с чем я пришла сейчас?
– Ну разумеется! – слегка удивилась я.
– Мой единственный сын потерялся в этой жизни. Ему плохо, и я это вижу. Но я практически не испытываю к нему никакого сочувствия. Я злюсь, что он поставил меня, всех родных в такое неловкое положение. Единственное, о чем я все время думаю и что я чувствую вот уже два месяца, – стыд и социальная неловкость. Как же я скажу на работе, что моего сына выгнали из института? Скоро у нас встреча класса (я один из организаторов), там все будут рассказывать о своих детях, их успехах, а что скажу я? Как дедушке, при его безупречной репутации, неудобно просить за такого балбеса? Как он вообще всех нас подвел?.. Признаюсь, я не хотела к вам идти, у меня от прошлых визитов остались неприятные воспоминания. Я ходила к другим психологам. Один из них посоветовал мне оставить сына в покое, заняться собой и предоставить ему самому решать свои проблемы. Другой сказал, что Алеша еще незрелый, сейчас это среди молодежи распространено, и мы всё делаем правильно, и он нам потом еще спасибо скажет. Но я… я вдруг словила вот все эти свои чувства и поняла, что я хожу к ним не за помощью Алеше, а только за тем, чтобы они меня, меня саму успокоили и сказали, что ничего такого социально страшного, если у тебя сына из института выгнали… И тут я поняла, что я отвратительная мать…
– Мария, я вас недооценила, – честно сказала я.
– Мы были у вас, когда Алеша в четырнадцать лет начал лазать по каким-то заброшенным зданиям. Там была взрослая компания, и это реально было очень, очень опасно. Мне тогда показалось, что вы вообще меня не поняли. Алеше вы рассказывали об инициациях и о том, как во дворе вашего детства все ходили по какой-то доске между зданиями на высоте пяти этажей. А мне сказали, что ребенок в семье не может быть социальным функционалом – он в любом случае будет пытаться вырваться за границы, не сейчас, так позже. Предложили мне не запрещать, а как-то «присоединиться» к нему, прогуляться по его дороге, дать ему взрослую обратную связь о том, что он там ищет. Мне тогда это показалось каким-то бредом. Что значит присоединиться к нему? Лезть вместе с ним на заброшенные стройки? Согласиться с тем, что ходить по балкам на высоте десять метров – это здорово и правильно? Моя старшая подруга посоветовала мне купить ему мощный компьютер. Я так и сделала. Стройки ушли в течение двух месяцев.
– А второй раз? Вы сказали, что были у меня два раза.
– Второй раз – это сам Алексей, когда мы к нему в десятом классе приставали с выбором института. О чем вы с ним говорили, я не знаю. Я потом зашла на пять минут, и вы мне сказали: отлично ориентированный парень, в училище МВД очень трудно поступить без блата, училище МЧС выглядит перспективней и гуманитарней, но в любом случае надо пытаться, и ему понадобится ваша помощь. Мы потом дома всей семьей долго смеялись…
