Была зима, снаряды провожали, Нас навсегда в опасный, жуткий путь, Мы — дети — может быть, всего не понимали, Но что-то грозное сжимало нашу грудь.
От берега отплыли корабли, Я помню, льдины плавали по морю, И вздох печали рвался из груди, И не было предела горю.
* * *
Из Югославии после 1948 года изгонялись не только отдельные русские люди и семьи, но и целые монастыри. Так, например, был изгнан в Албанию русский женский монастырь, основанный матушкой Диодорой (Лидией Николаевной Дохторовой). Как рассказывают очевидцы, он был «изгнан в полчаса без церковных книг и церковного имущества».
В Албанию высылались и многие священники, как, например, Григорий Крыжановский и Дмитрий Томачинский. Отец Григорий долгое время служил священником в Хорватии, откуда в 1941 году был выслан властями в Сербию, как нелояльно настроенный к Хорватской католической церкви и не пожелавший служить в ней. В 1950 году за отказ от «пропаганды против СССР» он был выслан вместе с женой в Албанию, где до 1962 года служил священником в Тиране.
Судьбы русских эмигрантов в коммунистической Югославии были различны: кого-то ждала депортация, кого-то — тюрьма, а кого-то — и смерть.
В качестве одной из жертв раздора Сталина с Тито можно назвать священника Владислава Неклюдова. Он был арестован летом 1949 года по обвинению в намерении «просить посольство СССР ходатайствовать перед югославскими властями за невинно арестованных в Сараево». Даже такая просьба, оказывается, может быть квалифицирована как шпионаж. Из Белградской тюрьмы его перевели для суда в Сараево, но до суда он не дожил. Отец Владислав покончил с собой в ночь с 29 на 30 ноября 1949 года (по другим данным, произошло это в белградской тюрьме).
Отец Владимир Родзянко, сообщая патриарху Алексию I об этом, написал:
«Известны мне обстоятельства последних минут протоиерея Владислава Неклюдова. Он был поставлен в такое положение, что самое его появление на суде должно было бросить тень на Мать-Церковь Русскую и дать повод для вражды к ней Церкви Сербской. Он предпочел „положить жизнь задруги своя“ и без колебаний это сделал. „Самоубийством“ было названо то, что церковь венчает венцом мученическим, потому что это не был акт отчаяния или безверия, но наоборот — сознательная жертва за церковь, веру и истину».
* * *
В.И. Косик в своей книге «Что мне до вас, мостовые Белграда» пишет:
«Стоит подчеркнуть, что не все русские люди собирались бежать перед советскими солдатами, надеясь увидеть в них черты „суворовских чудо-богатырей“, освобождавших Европу. Победы советского оружия ассоциировались у многих с русским именем, рождая гордость за Россию. Они не желали замечать ни арестов, ни „исчезновений“ некоторых своих знакомых после вхождения в города Красной Армии. Проблемы ответственности, выбора тогда зачастую решались просто: здесь победитель, там побежденный. „Историю, — как подчеркивал в своих мемуарах Алексей Заварин, — пишут победители, и они дают окраску всем происшедшим событиям. Они творят злодеев и героев, и рисуют историю по своей идеологии, своему мировоззрению и даже по своим привычкам… Ваш противник изображается в абсолютно отрицательном виде, то есть в виде некоего демона — олицетворения зла. Все силы пропаганды употребляются, чтобы полностью очернить вашего оппонента. Так политический противник оказывается и вором, и развратником, и массовым убийцей, и беспринципным оппортунистом и т. д. Придумываются новые и новые эпитеты, которые возводятся в „общепризнанные“ качества злодеев, и ими окрашивается ваш противник… К несчастью, как результат такого подхода, — повреждается и страдает истина. Те, кто употребляет этот способ, очень часто вредят самим себе и попадают в рабство своих собственных фантазий и иллюзий“.
Но это все «философия», а правда была такова: у тех, которые до войны получили югославское гражданство, оно было отнято. В июне 1945 года власть приняла решение — все русские без учета гражданства должны были в определенный срок подать просьбы о получении особых «временных удостоверений». За просителей морально, материально и уголовно должны были поручаться два «наших гражданина», то есть коренных жителей Югославии. «Некоторое время спустя новые власти большое количество лиц без гражданства принудили принять советские паспорта в договоре с советскими властями. Два-три года спустя после ссоры со „старшим братом“ большое число было депортировано как раз из-за советских паспортов, счастливые — на Запад, в лагерь Триест, несчастные — в Румынию, Болгарию, Венгрию. Выбора не было». В некоторых случаях семьи разлучались. Редко кому дозволялось урегулировать все дела. «В большинстве случаев, на депортацию давалось семь дней. Некоторых пощадили — они должны были вернуть советские паспорта в советское посольство с сопроводительным письмом, в котором отрекались от совгражданства с омерзением. Некоторые русские белградцы колебались даже ходить в русскую церковь»».
