Исследования об этой эпохе перемен в Японии в последнее время значительно изменили представление о ней, как свидетельствует очень представительная (более ста выступлений) конференция, состоявшаяся в Гарварде в мае 1994 г. Ее основная идея состояла в следующем: не надо считать, что эту реставрацию целиком патронировало государство, ее надо рассматривать как нечто вроде огромной стройплощадки, где только отдельные проекты пользуются государственным обеспечением; во всяком случае, новое государство не имело средств для финансирования всего, даже если бы хотело этого, и приоритеты у него не обязательно были те, какие сами собой разумеются по нашим сегодняшним представлениям.
Например, в ту эпоху правители Японии не считали нужным особо заниматься бедственным положением самураев и тем более ремесленников, вынужденных резко менять свое занятие либо обреченных на безработицу. Будущее, вопреки всему, подтвердило правоту реформаторов, пусть даже судьбы многих отдельных людей сложились трагично. Правительственная команда впервые с эпохи Нара, то есть за тысячу лет, но претендуя гораздо на большее, чем когда-либо, было одержимо идеей вписать страну в мировую систему. А ведь великим соседом теперь была уже не только Китайская империя, но и весь обширный Запад и даже весь мир. Намеченные цели определялись — об этом не говорилось вслух, но это было совершенно отчетливо заметно, — на основе макроэкономического и макрополитического представления о проблемах; зародыш такого подхода появился уже с появлением нового режима, возникновению которого так способствовала Великобритания, сохранив при этом союз с прежними группами даймё, которые передали власть императору.
Роль Всемирных выставок
Действуя в этом духе, японцы в 1871 г. приняли участие во Всемирной выставке в Сан-Франциско, в то время как правительство основало Технологический институт (Кобу гакко), несколько позже, с 1876 г., ставший также школой изящных искусств. Этот круговорот всемирных выставок сыграл первостепенную роль в изменении менталитетов, во всяком случае, у части интеллектуалов, связанных с властью. Первый шок произошел в Париже. Японцы приняли участие во Всемирной выставке 1867 г. и вернулись обескураженными. Возникли неожиданные трудности, потому что французские организаторы не поняли смысла изделий и предметов с архипелага и не разобрались также, в чем состояла их ценность, а потому расположили их по своему разумению, на взгляд японцев — совершенно несообразно. Положительной стороной этого инцидента, едва не вылившегося в политическую катастрофу, было то, что он подтолкнул японцев сравнить себя с другими, задуматься о своих предпочтениях, своем образе действий и вообще о своих установках. И когда они в 1871 г. готовились к Всемирной выставке в Вене, они начали с того, что издали исключительный перечень национальных богатств, исходя при его составлении из того, что тогда, в конце XIX в., означало «японское»; так родились «теории о японцах» (нихондзин рон), упомянутые нами в предисловии и все еще живучие сто двадцать лет спустя, даже если сегодня необходимо объяснять, что такой тип восприятия политически некорректен и больше не имеет права на существование. В рамках этого движения в 1890 г. также был создан роскошный журнал[10], чтобы содействовать практическим попыткам вести теоретические изыскания и вдохнуть дух научной критичности в дисциплины, традиционно признающие лишь единственный установленный порядок, будь он политическим или интеллектуальным, китайским или японским.
После этого едва прошло два года, как в 1873 г. у японцев, которых увидели на Всемирной выставке в Вене, сердца уже бились в едином ритме со всем миром — в 1873 г. они приняли и григорианский календарь.
Случайно ли в том же году американцы передали Японии острова Огасавара, захваченные ими в 1853 г. под предлогом, что там с 1830 г. поселились гавайцы? Два года спустя, в 1875 г., русские в свою очередь позволили японцам селиться на Курилах. Политика интернационализации, вследствие которой любой акт, имевший целью укрепление власти или престижа, получал мировой резонанс, окупалась: в 1877 г. японцы открыли контору по продаже японских товаров в Нью-Йорке, в следующем году — в Париже.
Мори Аринори
Одной из фигур, лучше всех олицетворяющих эту новую Японию, стремящуюся к завоеваниям — в то время по преимуществу в экономической сфере — и открытую для всех иностранных новшеств, был Мори Аринори (1847–1889). Уроженец Сацумы, этот человек в 1871 г. стал первым полномочным послом Японии в США, в Вашингтоне. Вернувшись в свою страну, он в 1873 г. основал у себя в Сацуме группу по изучению британской цивилизации. Потом в свои права снова вступила карьера: посол в Пекине в 1876–1877 гг., он вскоре, с 1879 г., стал исполнять те же обязанности в Лондоне, а потом достиг престижного ранга министра просвещения (1886–1889). Символ яркий: ведь этому человеку, сформированному иностранными культурами и языками, японское государство вверило важнейшую задачу — организацию образования нового типа.
Но судьба того же Аринори, то есть его драматическая смерть, показала, что новое общество имело также теневые стороны и искушало фанатиков: в 1889 г. его убил жрец того самого синтоизма, который стал государственной религией, потому что Аринори, по словам убийцы, якобы отодвинул завесу, скрывающую от верующих самую сакральную — в принципе совершенно пустую — часть святилища. В этом смысле история Аринори символизирует силы, действовавшие в Японии эры Мэйдзи: не имеющую равных жажду знаний вместе с талантом, позволяющим добиться успеха, если только этому не помешает самый архаичный фанатизм, смятение, вызванное «глобализацией», которая обостряла тогда все проявления интегризма. И, как в трагедии, в течение десятилетий события происходили парами, то направляя Японию в будущее, то толкая в очень давнее прошлое: в 1889 г. — обнародование новой конституции и убийство Мори Аринори, в 1912 г. — конец годов Мэйдзи, вступление в новый мир и новый век и вместе с тем самоубийство на старинный манер генерала Ноги, за которым сочла нужным последовать его супруга, как поступали жены самураев в XVI в.
Советники императора
В 1875 г. императорская команда решила создать собрание узкого состава, состоящее из гэнро — советников, назначаемых императором. Буквально слово «гэнро» означает «старшие основатели», что дает достаточно верное представление об этих первых учредителях режима Мэйдзи: их задачей было подавать идеи и прежде всего рекомендовать возможных кандидатов на министерские посты в западном духе, как раз создававшиеся. Это они сделали 22 декабря 1885 г.: Япония приобрела новое правительство, отныне состоящее из министерских кабинетов. Что касается императора, при его особе должен был находиться специально выделенный советник в ранге министра.
Коллегия «старших основателей» была официально распущена через пять лет, 20 октября 1890 г., когда новая конституция вот-вот должна была вступить в силу и шла подготовка к первым выборам, после того как в 1881–1882 гг. сформировались две оппозиционных либеральных партии. Сама же функция, которой эти люди наделялись, пережила это учреждение и исчезла почти тогда же, когда умерли они, к 1920 году.
