В день отречения Николай II передал полномочия Верховного главнокомандующего великому князю Николаю Николаевичу, уже занимавшему этот пост в начальный период войны. Но настроения в обществе были настолько враждебны династии, что великий князь через два дня счел нужным сложить с себя обязанности главковерха. На это место был назначен генерал М. В. Алексеев. Предыдущие полтора года он был начальником штаба Верховного главнокомандующего, и по этой причине ему не пришлось бы долго входить в курс дела.
Алексеев был, несомненно, компетентным специалистом, но напрочь лишенным качеств лидера. Он делал все, что мог, но мог, к несчастью, немногое.
По инициативе Гучкова была развернута широкомасштабная чистка высшего командного состава. Со своих постов были сняты четверо из пяти главнокомандующих фронтами, две трети командующих армиями и командиров корпусов. Устранялись в первую очередь те из старших начальников, кто не сумел приспособиться к новой обстановке, растерялся или, напротив, упрямо продолжал гнуть прежнюю линию.
Наиболее заметные последствия для будущего имело назначение командующим Петроградским военным округом генерала Л. Г. Корнилова. В историю русской революции имя Корнилова вписано крупными буквами, и потому есть смысл хотя бы в общих чертах напомнить его биографию. Новому командующему к описываемому времени исполнилось сорок шесть лет. Родился он на далекой окраине империи, почти на границе с Китаем. Отец Корнилова, сибирский казак, дослужился до чина хорунжего, а в отставке занимал должность станичного писаря. После окончания кадетского корпуса и Михайловского артиллерийского училища Корнилов вышел подпоручиком в Туркестанскую артиллерийскую бригаду. Через три года он поступил в Академию Генерального штаба, которую окончил с малой серебряной медалью.
Корнилов получил назначение в штаб Туркестанского военного округа, располагавшийся в Ташкенте. В последующие годы по заданию русской военной разведки он объездил приграничные районы Китая, Афганистана, Персии, Индии. Восток занимал особое место в жизни Корнилова. Невысокий, смуглокожий, с характерными азиатскими чертами лица, доставшимися ему в наследство от кого-то из предков-степняков, он сам воспринимался современниками как воин эпохи Чингисхана, сочетавший жестокость и отвагу.
Мы уже писали о том, как пересеклись в юности судьбы Александра Керенского и Владимира Ульянова. Истории было угодно, чтобы в юношеские годы Керенский встретился и с другим главным персонажем пьесы под названием «русская революция». В далеком азиатском Ташкенте русское офицерство и чиновничество составляло замкнутую группу, где все знали друг друга. Корнилов не раз бывал на вечерах в доме Керенского-старшего. Вряд ли он обратил тогда внимание на хозяйского сына, но гимназист Саша Керенский хорошо запомнил молодого офицера, о храбрости которого уже тогда складывались легенды.
В Русско-японскую войну Корнилов в чине подполковника занимал должность штаб-офицера при управлении 1-й стрелковой бригадой. За сражение под Мукденом он был награжден орденом Святого Георгия 4-й степени. В последующие годы он служил в Генеральном штабе, был военным агентом в Китае, командовал различными частями и соединениями. Ко времени мировой войны Корнилов был уже генералом и вскоре после ее начала получил под командование 48-ю пехотную дивизию.
Весной 1915 года дивизия Корнилова занимала участок фронта в Карпатских горах. Здесь проходила единственная дорога на восток, переполненная беженцами и обозами отступавшей русской армии. В середине апреля австрийцы предприняли попытку захватить перевал. Три дня шел непрерывный бой. Неся огромные потери, остатки дивизии сумели пробиться из окружения, но Корнилова среди них не было. Только спустя пять дней стало известно, что он находится в плену.
После почти полутора лет пребывания в австрийских лагерях Корнилов бежал, воспользовавшись помощью лагерного фельдшера, чеха по национальности. После долгого и опасного путешествия по вражеской стране ему удалось пересечь границу с Румынией и оттуда уже беспрепятственно вернуться в Россию. Корнилов оказался единственным из русских генералов, кто сумел бежать из плена, и потому история его побега наделала много шума. Вероятнее всего, именно тогда он обратил на себя внимание Гучкова.
Для Гучкова назначение Корнилова было попыткой навести порядок в среде окончательно разложившегося столичного гарнизона. Однако этот шаг имел и иные, не афишируемые громко причины. Позднее Гучков вспоминал: «С самого начала я подумал, что без гражданской войны и контрреволюции мы не обойдемся».[161] Поэтому с первых же дней он начал искать людей, преимущественно из военной среды, способных возглавить борьбу с анархией. Наиболее подходящей кандидатурой на роль вождя контрреволюции, по мнению Гучкова, был адмирал Колчак. Но со счетов Гучков не сбрасывал и Корнилова, предполагая пока поближе к нему присмотреться.
В своей деятельности Гучков сделал ставку на новых людей, тех, кто не был дискредитирован близостью к свергнутому режиму. В основном это полковники и молодые генералы — те, кто мог найти линию поведения в новой ситуации. Ближайшее окружение военного министра составили «младотурки» — так еще с предвоенных времен называли реформистски настроенную группу молодых офицеров Генерального штаба. Весной 1917 года в ряды «младотурок» входили генералы Г. А. Якубович и князь Г. Н. Туманов, полковники П. А. Половцев, Л. С. Туган-Барановский, Б. А. Энгельгардт, А. И. Верховский. Гучков видел в них свою опору, не зная, что многие из них уже сделали ставку на Керенского.
У Керенского среди «младотурок» были свои люди. Таковым был брат его жены полковник В. Л. Барановский. Накануне революции он служил в управлении генерал-квартирмейстера Ставки, но уже в конце марта был прикомандирован к военному министерству, вероятно, не без помощи ставшего столь влиятельным шурина. «Ушами и глазами» Керенского при Гучкове был также инженер П. И. Пальчинский. В короткий период существования Временного комитета Государственной думы он был членом его военной комиссии и сейчас продолжал регулярно бывать в военном министерстве. Пальчинский был масоном и хорошим знакомым Керенского еще с довоенных времен.
Как-то в начале апреля на очередном заседании полива-новской комиссии Пальчинский по секрету сообщил Полов-цеву, Энгельгардту, Якубовичу и Туманову, что вечером хочет отвести их на свидание с неким человеком. С кем конкретно — сообщить он наотрез отказывался и этим чрезвычайно всех заинтриговал. Была глубокая ночь, когда вся компания в автомобиле Пальчинского отправилась в путь по темным петроградским улицам. Автомобиль остановился на Итальянской у здания Министерства юстиции.
В просторном министерском кабинете прибывших встретил Керенский. Он объяснил, что пригласил их для того, чтобы выяснить некоторые проблемы, понимание которых необходимо ему как члену правительства. Первым вопросом Керенского было: годится ли Алексеев в верховные главнокомандующие? Бóльшая часть приглашенных высказалась за Алексеева, но разговор как-то сам по себе перешел на обсуждение других кандидатур. У Половцева создалось впечатление, что Керенский прощупывает мнение относительно назначения Брусилова. В своем дневнике Половцев записал: «У Керенского что-то на уме. Неужели Брусилов с ним снюхался? Способен. Тогда создается комбинация Керенского с Брусиловым против Гучкова с Алексеевым. Посмотрим».[162]
