Кто мне поверит, что я знал уже любовь, имея десять лет от роду.
М. Ю. Лермонтов13 сентября, в день рождения Вани были приглашены дети, снимавшиеся в фильме «Детство Бемби», и среди них – Катюша Лычева. Весь вечер Коля всматривался в тонкое личико Кати. Одиннадцатилетняя Катюша, оставшаяся такой же маленькой, но очень похорошевшая, с удивительными янтарными глазами, белокурыми, подстриженными под мальчика волосиками, хрупкая и прозрачная, все больше очаровывала взрослых и детей. В ней угадывались и женственность, и милое детское кокетство, незаурядный ум и непростой характер.
В конце вечера Коля неожиданно спросил Катюшу:
– Хочешь сниматься в «Лермонтове»?
От неожиданности Катюша порозовела и закачала своей хорошенькой головкой.
– Будешь играть первую любовь поэта – десятилетнюю девочку, увиденную им на Кавказе.
– Опять любовь с Катькой! – завопил счастливый Иван, втайне он уже пять лет был беззаветно влюблен в Катерину.
И вот я еду на Кавказ! Вся дорога полна воспоминаний о съемках «Бемби» и о нашем Крыме и предчувствием чудес Кавказа. Волнуюсь за Колю, как он там. Никаких известий с тех пор, как он и дети уехали. Необходимость соответствовать двадцатишестилетнему возрасту поэта сложна, даже для такого опытного актера.
И вот в ущелье двух гор неожиданно открыли маленький туристический поселок «Долина нарзанов». Вышли из машины. Ошеломил пряный горный, напоенный озоном воздух. В костюме Лермонтова, в черкеске, появился Николай. С двух сторон его сопровождали восторженные Катюша и Ванюша. Обнялись. Колино лицо забрызгано «кровью». Хорошо еще, что я привыкла к кинематографическим превращениям и сама неоднократно обливалась «кровью» на съемках, а то бы… И все-таки видеть окровавленным Колино лицо сил не было, осторожно оттерла платком грим. Николай весел, здоров, азартен. «Эх, что тут было, какое сражение! Хорошо, что пригласил участвовать в съемках местное население. Все захвачены идеей картины, всё и все помогают».
Из дневника
17 октября 1985 года
Утро солнечное. Вышла на крыльцо домика, вдохнула живительный глоток горного воздуха и сбежала вниз попить нарзана. Минеральные воды окрашивают дно ручья буро-красным налетом и текут до самой горной речки, резво бегущей по камням ущелья. Горы при солнечном освещении выглядят весело и нарядно в осеннем убранстве.
Николай познакомил ребятишек со своим Серым, тонконогим жеребцом, покатав поочередно Ванюшу и Катюшку. Они гордо восседали на любимце «самого» Лермонтова. Конь был добрым и снисходительным к юным кавалеристам.
Днем счастливые Катюша и Ваня появились в нарядных костюмчиках детей XIX века. На Катюше атласное палевое платьице в розовых бантиках и белая с кружевами шапочка. На Ванюше малиновый бархатный костюмчик, шитый золотом, копия мундира с портрета восьмилетнего Лермонтова.
Выехали на съемку днем, чтобы успеть снять вечерний режим в горах. Скалистые горы почти лишены растительности, везде выгоревшая желто-бурая трава, витками поднимает нас дорога в горы, как будто нарочно давая полюбоваться пейзажем, – то справа, то слева. На каждом очередном подъеме автобусик сердито закипает. Приходится останавливаться и стоять минут по пять. Дети вскакивают на остановках и стараются быть детьми XIX века. Чинно расхаживают по дорожке. Катюша придерживает за руку Ивана. Оба многозначительно и уморительно серьезно любуются горным пейзажем. Автобус не на шутку забастовал и, отчаянно зашипев, окончательно остановился.
– Здесь совсем близко, только на эту гору подняться, – сказал Николай и направил операторскую группу наверх. Дети азартно бросились за режиссером, не слушая более никого, как ни старались их остановить предусмотрительные взрослые. Прихватив теплые детские вещи, я стала подниматься наверх. Подъем был достаточно крутым, из-под ног дождем сыпались кремнистые камешки. Через несколько метров пришлось остановиться и передохнуть.
Я взглянула вперед, и эти мгновения я никогда не забуду. В темном черкесском костюме, заложив руки за спину, шел Лермонтов. Спокойно и привычно, к горам, поднимаясь шаг за шагом к вершине. За ним шли погруженные в свои думы люди, привыкшие, что впереди идет с ними Лермонтов, а сзади, карабкаясь в неудобной обуви XIX века, поднимались на вершину дети – маленький Миша и белокурая девочка в атласном платье. И вот все они переступили через границу вершины и скрылись за ней. Вслед за ними поднялась и я.
Тебе, Кавказ, суровый царь земли,Я посвящаю снова стих небрежный.Как сына ты его благословиИ осени вершиной белоснежной!От юных лет к тебе мечты моиПрикованы судьбою неизбежной,На севере – в стране тебе чужой —Я сердцем твой – всегда и всюду твой…
Возвышенность, на которой мы стояли, скатывалась каменистой волной книзу, заканчиваясь обрывом. Дальше, из пропасти, скалистым островом вырастала темно-коричневая гора, за ней виднелся сиреневый безлесый утес. А еще дальше, набычив покатый каменный лоб, смотрел на нас белоснежный далекий Эльбрус.
Здесь и решили снимать. Посадив детей на плетеные стулья и укрыв одеялом, Николай что-то тихонько им нашептывал. Дети, как два воробушка, пригрелись, притихли перед удивительной красотой панорамы Кавказских гор. На мгновение появилось солнце, и все преобразилось: скалы покрылись розовато-оранжевым светом. Казалось, горы сделались прозрачными, и сквозь них просвечивает живое пурпурное солнце. Это состояние длилось секунды и – ушло. Погасли праздничные огни. Так бывает только в горах, на камеру к нашей вершине быстро поднимался грязно-серый туман. Приняли решение уехать. Спустились вниз с детьми и тронулись в обратный путь, уместившись в «камервагене» кто на чем. Наш автобус так и не пришел в себя. Так мы ничего и не сняли в этот день. Но он отпечатался в сердце навсегда. А что может быть важнее?
Заветный перстень
Михаил Юрьевич Лермонтов приезжал в Пятигорск пять раз.
Почему-то верится, что в 1820 году мальчик Лермонтов и двадцатилетний Пушкин встречались здесь. Может быть, у одного источника, а может быть, в горах?
Пушкин был на Кавказе только два раза. Первый – в 1820 году. Он путешествовал в кругу семьи генерала Николая Николаевича Раевского. Вместе с ним была на Кавказе юная Мария Раевская. Вместе со многими пушкинистами я разделяю мнение, что именно Мария Раевская была потаенной любовью Пушкина. Снимаясь в «Звезде пленительного счастья» у режиссера Владимира Яковлевича Мотыля, я искала вместе с ним материалы о Пушкине и Марии Раевской, будущей жене декабриста Волконского. В одной из книг я прочла, что именно здесь, на Кавказе, Пушкин вручил Марии золотое кольцо с сердоликовой печатью.
