— Интересно, найдут там еще что-нибудь?
— Не исключено. Подождем — увидим. А пока что взгляни-ка на этот сосуд для питья. Обрати внимание на замысловатую гравировку. Мне доставляет огромное удовольствие составлять из этих фрагментов единое целое.
В то время, как она показывала мне сосуд, подошла миссис Карлинг. В ее глазах я прочла молчаливый упрек и поняла, что она огорчена тем, что я не последовала ее совету и не уехала насовсем.
— Мисс Тримастон ездила в Лондон, — сказала Фиона. — Она и Родерик вернулись вчера.
— Ездили вместе, не так ли?
— Да, — ответила я. — Он приехал в Лондон, когда я была там. Поэтому мы и вернулись вместе.
— В Лондоне, должно быть, вам показалось интереснее, не то, что здесь, — сказала миссис Карлинг.
— Нет, мне здесь очень нравится. Все это, — я махнула рукой в сторону окна. — Я нахожу это невероятно интересным.
Она испытующе посмотрела на меня, а Фиона сказала.
— Я приготовлю кофе.
— Я сама этим займусь, — предложила миссис Карлинг — а ты продолжай показывать мисс Тримастон эти находки.
Мы сели пить кофе, и я постоянно ощущала на себе пристальное внимание миссис Карлинг.
Полагаю, мое пренебрежение ее советом серьезно задело и раздосадовало ее.
Было уже часов десять утра. Родерик рано утром уехал с земельным агентом по делам, а я размышляла, чем бы мне заняться. Может быть, проехаться верхом к морю или по ближайшим деревням, но я еще не чувствовала себя достаточно умелой наездницей, чтобы отправиться куда-то одной. Хотя надеялась, что скоро смогу это делать.
И я решила пройтись пешком к Фионе, такие прогулки уже вошли у меня в привычку. Мне казалось, она всегда рада моему приходу и с нескрываемым удовольствием рассказывает о найденных предметах и своей работе над ними.
Спускаясь по лестнице мимо комнат, занимаемых леди Констанс, я заметила, что дверь одной из них приоткрыта.
Герти, вероятно, услышав мои шаги, вышла на лестницу.
— Мисс, — прошептала она. — Я должна вам что-то показать, я нашла это там. — Она приложила палец к губам, потом добавила: — Пойдемте.
Я остановилась в нерешительности. Это была спальня леди Констанс, которую должна была убирать Герти с тех пор, как Грейс повредила ногу.
— Вы должны это видеть, — продолжала Герти. — Вам это будет ужасно интересно.
Я все еще не решалась войти.
— Смотрите. Я вам сейчас покажу.
Она вернулась в комнату. Я по-прежнему стояла у двери. Я видела, как она подошла к туалетному столику, выдвинула один из ящиков и достала из него какую-то книгу. Это был внушительных размеров альбом, вроде тех, чтo используют для наклеивания вырезок. Она разложила альбом на столике и, заговорщицки глядя на меня через плечо, кивала головой, подзывая к себе.
Я понимаю, что должна была отказаться, но подчиняясь мгновенному порыву, на цыпочках вошла в комнату.
Герти ткнула пальцем в открытый альбом.
Я подошла поближе и ахнула — там была фотография мамы. Я хорошо помнила этот снимок. Он был сделан, когда она играла в «Нежной лаванде». Я узнала ее платье — сиреневого цвета бальный наряд с кринолином. На шее была розовато-лиловая бархатная лента с несколькими брильянтами спереди.
Тут уж я была не силах остановить себя и подошла ближе.
«Дезире, мисс Лаванда, царит на сцене, — прочитала я. — Ее искрометный талант сумел зажечь даже этот серый спектакль».
Я почувствовала, что слезы навернулись мне на глаза, и на какое-то время перестала думать о том, каким образом фотография мамы оказалась в альбоме, по всей видимости принадлежавшем леди Констанс.
— Здесь все про нее, мисс, — шептала Герти. — Посмотрите-ка. — Она перевернула страницу. Это были фотографии мамы, иногда вместе с другими актерами. «Дезире в спектакле „Цветок страсти“, Дезире в спектакле „Красные розы к маю“. Все вырезки были посвящены ей. „Дезире, выглядевшая изысканно очаровательной, придала новое звучание старым, заигранным мелодиям“; „Девушка из провинции“ — весьма посредственная пьеса, но Дезире, как всегда, на высоте.»
Весь альбом был заполнен подобными вырезками. Кто-то не поленился вырезать их и вклеить.
Я была полностью поглощена увиденным. Моя память опять предательски уводила меня в прошлое.
Вдруг я испытала ужас. Дрожь пробежала по телу. Инстинктивно, еще не оборачиваясь, я почувствовала, что за нами следят.
В дверях стояла леди Констанс.
Она двинулась к нам. Взгляд ее упал на альбом с вырезками. Ледяным тоном она произнесла:
— Хотелось бы знать, чем я обязана вашему присутствию в моей комнате?
— О-о… — запинаясь, проговорила я. — Я просто шла мимо и остановилась поговорить с Герти.
Герти била дрожь. Судорожным движением она захлопнула альбом и сунула его в открытый ящик туалетного столика, откуда он был только что извлечен ею.
— Я полагала, вы закончили с уборкой, по крайней мере, десять минут назад, — сказала леди Констанс, обращаясь к Герти. — Грейс никогда не возилась так долго.
Я пробормотала что-то о том, что собиралась выйти на воздух. Она кивнула, и я, смущенная и подавленная от сознания своей вины, выскользнула из комнаты.
Мысли мои путались. Даже прохладный ветер не мог остудить мое пылающее лицо. В каком ужасном положении я оказалась! Как можно было допустить такую глупость? Ведь я позволила себе вторгнуться в ее тайну.
Сомнений в том, что именно она собирала эти вырезки, у меня не было. Да, это она наклеивала их в альбом, читала и перечитывала, подвергая свою душу неимоверным страданиям.
Я знала, насколько глубоки были чувства Чарли к маме. Леди Констанс тоже это знала.
Герти была напугана. Она сказала мне, что ее «песенка спета» и теперь покорно ожидала, когда разразится гроза.
— Она не ругалась, — говорила Герти, — но если бы взгляды могли убивать, я бы уж давно лежала мертвой. Теперь, я знаю, она все время будет следить за мной, искать, к чему бы придраться. Уж это ясно, только и ждет, чтобы наброситься на меня. Не знаю, что мне делать, просто не знаю. Ну, как мне теперь найти другое место? Ясно, что она не даст мне рекомендации, верно? Дома восемь ртов, все — мал мала меньше. Сами еще зарабатывать не могут. Понимаете, какие дела, мисс.
Я понимала и очень сочувствовала ей.
Мне также было немного жаль леди Констанс, потому что, казалось, теперь я знаю, что сделало ее такой, какая она есть. Я не могла не думать о том, какие муки она должна была испытывать все эти годы. Ведь она, наверное, любила Чарли. Я чувствовала это. Чарли и Родерик составляли смысл ее жизни. И уже долгие годы она знала о пламенной страсти своего мужа к Дезире. Естественно, ей хотелось узнать как можно больше о своей сопернице. Все это вызывало жалость. Бедная леди Констанс! И бедная Герти.
