– Ты можешь предложить что-то другое?
– Разумеется.
– Ну!
Мать поежилась внутри своей шубки из блестящего коричневого меха, которой я у нее раньше не видел, и с расстановкой начала:
– В общем, так! Мои романы идут в драку. Начали снимать сериал. Права на некоторые книги собираются продать немцам. В общем, я уже заработала денег на приличную квартиру. Но я хочу дом. За городом. Конечно, я уже написала несколько романов, опираясь на истории собственной жизни и жизни приятельниц, но то, что происходит с тобой, – куда интереснее. Я родила тебя нестандартным ребенком, ты вырос в нестандартного мужчину, и надо наконец начать получать с этого дивиденды. Думаю, тебе не стоит жалеть своих женщин – ни одна не принесла тебе счастья. К тому же ни ты, ни я не делаем ничего криминального.
– А ты цинична, – процедил я.
– Не циничнее тебя...
Слова матери падали на благодатную почву. Я очень хотел выехать из этого рассыпающегося дома. А что касается женщин, то... В общем, я уже говорил, что давно и прочно ненавидел их. И я сдался. А действительно, какого черта я должен их жалеть? Остальные мои женщины были гораздо хуже Наденьки Пуховой. Пусть получат по заслугам. Да и получат-то всего лишь виртуально. Действительно, нет никакого криминала в том, что предлагает мне мать. Кроме того, мне вдруг безумно захотелось хотя бы в романном варианте расправиться со своей первой женщиной – сорокалетней Татьяной, которая так подло сдала меня своему мужу. По какому-то странному упущению с моей стороны о ней я не написал ни слова. Что ж! Напишу! Пусть мамаша придумает ей какую-нибудь кошмарную смерть, хотя бы и виртуальную! Тоже неплохо!
Мать оказалась бизнесменшей от литературы. С моей помощью дела ее еще быстрей пошли в гору. Деньги потекли рекой. Фантазии ее не было границ. Мать начала мои романы ставить, будто на сцене. Уже набив руку и, что называется, раскачав мозги, она могла бы придумывать сюжеты самостоятельно от начала до конца, но ей нравилось сталкивать меня с женщинами, наблюдая, что из этого выйдет, и если надо, направлять наши отношения в то или иное русло. Надо сказать, что со временем я и сам увлекся этой полувиртуальной игрой. Как я уже говорил, влюбленные женщины интересовали меня мало. Мне хватало секса, а придуманная матерью мистерия захватила всерьез. Я не задумывался над тем, что делали женщины, когда я их бросал. Я просто съезжал с той квартиры, которую временно снимала мать, и на какое-то время ложился на дно. То есть уезжал в загородный дом в Завидово, как только в нем появились первые комнаты, пригодные для жилья. Я как бы уходил в отпуск. А работа моя заключалась в соблазнении и бросании женщин, которых находила мне мать или иногда я сам. А еще в писании электронных текстов о моих с ними отношениях, как бы «рыбы» к новым романам Мананы Мендадзе.
Жил я при этом хорошо. Ел и спал сладко, несколько раз ездил на курорты за границу. Приоделся, купил тачку и стал еще более интересен женщинам. Неизвестно, сколько бы все продолжалось, если бы не Наташа Серебровская. Я познакомился с ней случайно, в поезде. Романа заводить не собирался, потому что она была совсем юная. А она вот собралась. Она такими сумасшедшими глазищами смотрела на меня по приезде на Московский вокзал Питера, что я сдался и попросил ее телефон. Она с радостью «вбила» его в мой мобильник. Я долго не звонил, потому что, в общем-то, и не собирался. А потом как-то затосковал, захотелось чего-то чистого, искреннего и красивого. Вспомнил Наташу и, идиот, позвонил. Она так живо обрадовалась, так хотела со мной встретиться, что я не смог ей отказать. Эта девушка и была тем чистым, чего я вдруг возжелал.
Я вовсе не собирался предоставлять матери материалы об этой моей связи с юной девушкой. Более того, я тогда и сам не знал, что из нее выйдет. Наташа была так мила, что я начал подумывать о том, не влюбиться ли мне в нее по-настоящему. Но оказалось, по заказу не влюбишься. Мне она просто нравилась, и все. Я наслаждался ее юным телом, изумлялся и восхищался вполне зрелыми мыслями, которые роились в ее хорошенькой головке, но не более. Я всегда чувствовал, что спокойно могу обойтись и без нее. Наташа же прикипала ко мне все сильней и сильней. Ей вдруг приспичило познакомить меня со своей матерью. Я долго сопротивлялся, а потом согласился, потому что она уж очень просила, и я не смог отказать. Разве мог я знать, что ее мать окажется такой огненно-рыжей красавицей, такой женственной и сексапильной, что я просто онемею при первой же встрече. Я не влюбился, нет, но возжелал эту дивную особу так, как еще никого до этого. По взгляду Наташиной матери я понял, что произвел на нее такое же неизгладимое впечатление. И началось...
Сначала она не хотела, как говорила, разрушать счастье дочери, а потом не смогла удержаться. Нас влекло друг к другу с такой силой, что мы все равно смели бы на пути к сближению все препятствия. Это был только вопрос времени. Клара влюбилась в меня еще сильнее, чем Наташа. Я же так и не полюбил ни ту, ни другую. И вдруг почему-то сам, уже без материнской инициативы, начал сатанинскую связь с двумя без памяти влюбленными в меня женщинами. Я опять начал кропать тексты на компьютере. Мне казалось, что теперь я и сам смогу написать роман не хуже Мананы Мендадзе. Настоящая Манана, недовольная простоем, стала предлагать мне еще одну женщину, которая к тому времени оказалась у нее на примете. А я не мог оторваться от захватывающего действа, которое спланировал сам. Когда первые наброски будущего романа были готовы, я решился показать их матери. Кто бы слышал, как она хохотала.
– Феликс, очнись! – всхлипывала она, вытирая слезы, выступившие у нее на глазах от смеха. – У тебя больше «трех» с минусом по литературе никогда не было. Дай материал мне, и я сделаю из него очередной бестселлер Мананы Мендадзе.
Я еще немного покочевряжился, потом перечитал свои вирши еще раз и в конце концов согласился с мнением матери: они были кошмарны. Я отдал ей материал и тут же утратил интерес к Наташе и к Кларе, имевшим звучную двойную фамилию – Серебровские-Элис. Мне стало безумно скучно. Я объявил женщинам, что не люблю обеих, и съехал в Завидово. Черновой вариант романа матери я прочитал с полнейшим равнодушием к героям, то есть к Кларе, Наташе и собственной персоне. То, что мать уготовила девушке смерть при подпольном аборте, а Кларе – безумие на почве утраты великой любви и дочери, меня вообще не взволновало. Если бы Наташа была беременна, то так и сказала бы мне. Между прочим, трудно сказать, что я тогда сделал бы, если бы вдруг узнал о ребенке. Возможно, даже женился бы. Пожалел. А сам наверняка спал бы попеременно то с ней, то с Кларой.
В общем, тогда я думал, что хорошо отделался: скрылся в Завидове и не натворил еще более ужасных дел. А потом ушел с головой в занятия большим теннисом и забыл даже думать о Серебровских, как никогда не думал ни об одной из своих брошенных женщин.
Через некоторое время мне напомнили о них газеты. Еще как напомнили! О двойном самоубийстве матери и дочери Серебровских-Элис с неделю трубили все СМИ. Я был раздавлен этим известием, как асфальтовым катком. При вскрытии установили, что обе женщины были беременны. Моими детьми! Я ждал, когда за мной придут, чтобы передать в руки правосудия. Я был достоин самой страшной кары. Да и не хотел жить. Наши с матерью игры завели нас слишком далеко. Я сожалел и о нелепой смерти Наденьки Пуховой, но та хоть в чем-то была виновата передо мной, но Наташа... Чистая, светлая девушка с нежной кожей, слегка пахнущей черемухой... И Клара... горячая, неистовая, страстная... Что я наделал?! Как смел!!!
