Вдруг на соседней лоджии послышались шаги, и ей показалось, что за густотой живой изгороди мелькнула еще одна звездочка. Красноватая и совсем крохотная! И вместе со звуком шагов начала передвигаться по лоджии. Нора потянула носом, но не услышала табака, хотя и без того было ясно, что это никакая не звездочка, а всего лишь сигарета ее соседа или соседки.
Естественно, она тут же подумала об Оскаре. Что она станет делать дальше? Оскар ведь на днях будет здесь…
Накануне он представлял новую переводчицу своим сотрудникам, шутил что-то по поводу того, что переманил суперспециалиста из кармовской «Кармы», потом какая-то престарелая особа оформляла Нору… Нора была как во сне. Чековая книжка, новенький компьютер, авиабилет в ее руках… Она расписывалась в каких-то бухгалтерских ведомостях… Все произошло так быстро! И потом тоже все происходило стремительно: прямо в самолете симпатяга толстяк юрисконсульт предложил ей, не тратя времени, ознакомиться с документами, которые Норе предстояло переводить уже сегодня, и которые она к вечеру же перевела… Ох, Оскар, Оскар!..
Вряд ли Нора вслух произнесла его имя, но голос Оскара тихо сказал с соседней лоджии:
— Да, Нора, это я.
Она вздрогнула. Темный силуэт и звездочка-сигарета приблизились. Их разделяла лишь живая изгородь.
— Мистер Уильямс? — не очень уверенно спросила она, веря и не веря в чудо.
— Не совсем, — помолчав, ответил он, и красноватая звездочка исчезла.
Нора сглотнула образовавшийся в горле комок, смутно догадываясь, что Оскар подразумевает под этим, и торопливо предположила:
— Мистер Уильямс отправился в Дюссельдорф, а в Афины прилетел Оскар?
— Именно! — В его голосе слышалась улыбка. — Дарлинг, я больше не могу так. Иди сюда!
Он раздвинул плети, цветы, ветки, и она увидела его голову и руки, протянутые к ней. И совершенно отчетливо поняла, что внутри нее уже давно разрастается и раскрывает бутоны точно такая же живая цветущая чаща, но почему она до сих пор сидит в кресле и не спешит к нему?!
— Ну, Норри! Иди скорее!
— Может быть, мы все-таки воспользуемся дверью? — глупо спросила она, наконец-то поднимаясь с кресла.
— Это долго! Целая вечность! — И в следующий миг Оскар по-мальчишески перескочил через темные растения на ее сторону.
А еще через мгновение все эти растения, луна, звезды, небо — все закружилось над ее головой. И уже не было ничего, кроме их двоих — их губ, рук, которые яростно срывали и рвали одежду, их ног, их кожи, которая страшно мешала им слиться, растворившись друг в друге. Из-за этого самый огромный цветок в Норе никак не мог открыть свой бутон. Она стонала от беспомощности и изо всех сил вбирала Оскара в себя. Он помогал, как мог. Но тут цветок дерзко вырвался наружу и, покачиваясь на упругом стебле, начал раскрываться. Все засверкало, закричало!..
Нора очнулась на ковре в номере. Оскар тяжело дышал на ее груди. Он приподнял голову, открыл глаза. Они были мутноватыми и счастливыми. Капельки пота на лбу, на кромке волос. Он улыбнулся и, целуя ее, зашептал:
— Нора! Норри! Моя! Моя! Я люблю тебя!
Идеальный момент, чтобы и мне произнести те же три слова, подумала Нора, но вместо этого заявила жестоко:
— Зря мы это сделали, мистер Уильямс. У вас есть жена. Уходите.
Он отпрянул, расширив глаза. Поволока в них исчезла.
Нора встала на ноги. Ее платье валялось на полпути к лоджии. Она подошла, подняла. Оно было разорвано. Она повертела его в руках, хмыкнула, отшвырнула в сторону. Не придумав ничего лучшего, направилась к кровати, сорвала с нее покрывало и набросила на себя.
Все это время Оскар неподвижно сидел на полу и с непонятной улыбкой, молча наблюдал за ее маневрами. Повисшая тишина и его улыбка раздражали.
— Все кончено, Оскар, — сказала Нора. — Между мною и мистером Уильямсом чисто деловые отношения!
Он по-прежнему не двигался с места и продолжал улыбаться, но теперь вдобавок еще и хмыкал! Это было невыносимо!
— Произошла ошибка, мистер Уильямс. Я приняла вас за Оскара. Клянусь, это больше не повторится!
Он захохотал и сквозь смех спросил:
— Норри, почему? Разве нам так плохо вдвоем?
— Ты женат! — Нора опустилась на кровать и стукнула по ней кулаком. — И вдобавок теперь ты мой босс! И это отвратительно — пользоваться минутной слабостью своей подчиненной!
— Иди сюда. — Он поманил руками. — И поцелуй меня!
— Ты что, не слышал, что я сказала?
— Ну, раз гора не идет к Магомету, придется ему самому идти к горе! — Оскар проворно вскочил с пола и, подсев на кровать к Норе, обнял.
— Прекрати! — Она попыталась вырваться. — Если ты дал мне работу, это еще не повод, чтобы обращаться со мной, как со своей наложницей! У тебя есть жена!
— Нора, ты прекрасно знаешь, что мы разводимся. — Он выпустил ее, забрался с ногами на кровать, уселся по-турецки и добавил весело: — В связи с чем в романтических отношениях между мистером Уильямсом и миссис Доу нет ничего зазорного.
— Ага! В романтических! А кто настаивал на исключительно деловых? Кто говорил, что интересы компании превыше личных? Кто? Мистер Уильямс не помнит?
Он с улыбкой наклонил голову.
— Нора, ну почему ты сама все время забываешь, что я тоже живой человек и не с самым толерантным характером?
Нора поджала губы.
— И, в конце концов, дарлинг, что плохого в том, что интересы компании и мои личные совпадают?
— Твоя жена! — выпалила она. — И твое вранье! Я перестала понимать, когда ты говоришь правду, а когда врешь!
— Да я вообще не вру! Потому что у меня слишком много проблем, чтобы еще тратить память на то, что я соврал и кому!
— Ну-ну. А кто наврал про секретаршу Катаракису? И кто наврал секретарше, что потерял зонт, а не жену?
— Хорошо, Нора. Раз уж тебе сейчас так хочется поговорить именно о Глэдис, поговорим. — Оскар слез с кровати, отыскал на полу свои брюки и, надевая их прямо на голое тело, спросил:
— У тебя найдется чего-нибудь выпить?
— В баре всего полно. Сервис отличный.
— Да, симпатичная гостиница. — Он открыл дверцу бара и поинтересовался, что предпочтет миссис Доу.
— Минеральную воду!
— Прекрасно. И я бы перекурил с твоего позволения.
— Кури, — пожав плечами, сказала Нора.
Оскар расположился возле двери на лоджию.
— Дарлинг, я понимаю твои сомнения, — произнес он, первой же затяжкой уничтожив полсигареты. — Но и ты постарайся понять меня. Хэмпшир был не только моей правой рукой в компании, но и ближайшим другом. И мне очень нелегко расстаться с ним так, в одночасье.
