– Что?
– Хороший или плохой убийца, доктор Кроули?
Лицо доктора залил пот.
– Здесь ужасно жарко.
– Твои щеки действительно покраснели. Сколько тебе лет, Кроули? Видно, сердце у тебя пошаливает. Тебе лучше не болтаться слишком долго с грифельной доской. Отвечай на мой вопрос: я хороший убийца или плохой?
– Ни то ни другое! У тебя было одинокое детство. Очевидно, много лет назад ты нашел здесь убежище, чтобы навязать себя городу в качестве деспотичного блюстителя нравственности.
– Город жаловался?
Молчание.
– Так жаловался или нет?
– Нет.
– Они довольны моим присутствием, разве не так?
– Дело не в этом.
– Они довольны. И за тобой не посылали.
– Ты нуждаешься во мне, – сказал доктор Кроули.
– Да, наверное, – сказал, наконец, тролль.
– Ты признаешь это?
– Да.
– Ты будешь у меня лечиться?
– Да. – Тролль ушел в тень.
Лицо доктора покраснело и покрылось обильной испариной.
– Вот и славно! Но до чего же тут жарко!
Его очки горели на солнце.
– Глупец, – прошептал тролль. – С какой стати я бы тут сидел? Даже в самый жаркий день здесь холодно, как в погребе. Спускайся.
Психиатр колебался.
– Пожалуй, разве что, – проговорил он наконец, – ненадолго.
Его ступни соскользнули с края моста.
Вечером по мосту проходили трое ребятишек.
– Тролль, тролль, – позвали они.
– Тролль, тролль, – пропели они.
– Тролль, тролль, тролль.
– Дай нам камушков, ракушек, лягушек. Тролль, тролль, подари нам что-нибудь хорошее, тролль.
Они ушли, потом вернулись.
И на парапете моста в лужице прохладной водицы лежали влажная ракушка, головастик, авторучка, грифельная доска, сверкающие очки в серебряной оправе.
Под мостом ручей безмолвно нес свои воды. Когда дети перегнулись через ограждение, чтобы прокричать «Тролль, тролль!», они заметили ленивое, прохладное месиво из зеленых тростинок, зеленой травы и зеленого мха, влекомое течением, медленно, но верно плывущее на юг. А тем временем небеса затягивало тучами, и птицы выписывали в небе круги, и в воздухе впервые запахло осенью.
1950–1991
В путь недолгий
Имелось два немаловажных обстоятельства. Первое – ее весьма преклонный возраст. Второе – то, что мистер Тиркель собирался препроводить ее к Господу Богу. Разве не он поглаживал ее руку, приговаривая: «Миссис Беллоуз, мы с вами вместе полетим в космос на моей ракете на поиски Бога»?
Значит, так тому и быть. Ах, прежние группы, к которым раньше примыкала миссис Беллоуз, этой и в подметки не годились. В своем рвении осветить путь своим миниатюрным нетвердым стопам она чиркала спичками в темных переулках, прокладывая дорогу к мистикам-индусам, которые мерцали ресницами над хрустальными шарами. На лужайках она прогуливалась по тропинкам в компании импортных индийских философствующих аскетов, выписанных духовной родней и обожательницами мадам Блаватской. Она совершала паломничество в оштукатуренные джунгли Калифорнии, выслеживая ясновидящего астролога в его естественной среде обитания. Она даже согласилась уступить право собственности на один из своих домов в пользу ордена вопиющих евангелистов, которые взамен пообещали ей золотистый дымок, хрустальное пламя и большую ласковую Божью длань, которая отнесет ее домой.
Они не пошатнули веру миссис Беллоуз, даже когда у нее на глазах их увозили в черных фургонах, под вой сирен в ночную мглу или же когда она обнаруживала их бесцветные, пустые, неодухотворенные, неромантичные физиономии в утренних таблоидах. Их травят и упрятывают с глаз долой за то, что они слишком много знают. Это же ясно!
И тут, две недели назад, в Нью-Йорк Сити ей на глаза попалось объявление мистера Тиркеля:
ПРИЛЕТАЙТЕ НА МАРС!
Проведите неделю в пансионате Тиркеля. Затем отправляйтесь в космос навстречу величайшему приключению вашей жизни!
Обращайтесь за бесплатным буклетом «Ближе к Тебе, мой Господь!»
Экскурсионные расценки. Билет туда и обратно несколько дешевле.
– Туда и обратно, – подумала миссис Беллоуз. – Кто же захочет возвращаться после встречи с Ним?
И вот она приобрела билет и полетела на Марс, где провела несколько приятных деньков в пансионате мистера Тиркеля, на котором красовалась вывеска:
НА КОСМИЧЕСКОМ КОРАБЛЕ ТИРКЕЛЯ В ЦАРСТВИЕ НЕБЕСНОЕ!
Она совершала омовения в прозрачных водах, избавляя свои хрупкие косточки от забот и треволнений, но вот у нее стали появляться признаки беспокойства. Она жаждала быть помещенной в частную ракету мистера Тиркеля, чтобы ею выстрелили, как пулей, в космос, за пределы Юпитера, Сатурна и Плутона. И тем самым – кто бы сомневался? – разве не становишься все ближе и ближе к Богу? Разве не начинаешь ощущать Его приближение? Не чувствуешь Его дыхание? Его пристальный взгляд? Его Присутствие?
– Посмотрите на меня, – сказала миссис Беллоуз, – я – древний, скрипучий, готовый к подъему лифт. Богу остается лишь нажать на кнопку.
На седьмой день осторожного хождения вверх-вниз по ступенькам пансионата в ее голову начали закрадываться сомнения.
– Начнем с того, – воскликнула она во всеуслышание, не обращаясь ни к кому конкретно, – что Марс вовсе не такая уж земля обетованная, как нас уверяли! Моя комната смахивает на тюремную камеру, а плавательный бассейн никуда не годится. К тому же, много ли найдется грибовидных и скелетообразных вдовушек, изъявляющих желание поплавать? И, наконец, весь этот пансионат насквозь пропах тушеной капустой и кедами!
Она отворила парадную дверь и хлопнула ею не без раздражения.
Ее изумляли старушки, собравшиеся в зале, который напоминал карнавальный зеркальный лабиринт, где непрерывно сталкиваешься с самим собой – то же мучнистое личико, цыплячьи ручонки и бренчащие браслеты. Перед ней проплывала вереница ее же собственных отражений. Она протянула руку, но оказалось, что это не зеркало, а дама с тряскими пальцами, которая промолвила:
– Мы ждем мистера Тиркеля. Ш-ш-ш!
– Ах! – прошелестели все собравшиеся.
Бархатный занавес раздвинулся.
Возник невообразимо безмятежный мистер Тиркель. Взглядом египетских глаз он охватил всех присутствующих. И все же его внешность позволяла заподозрить, что он сейчас воскликнет «Всем приветик!», и лохматые собачонки примутся перепрыгивать через его ноги, спину и сквозь сомкнутые обручем руки. После чего он спляшет в компании своей живности, улыбаясь ослепительным зубным рядом, наподобие фортепьянных клавиш, и упорхнет со сцены на невидимых крыльях.
