– Если мы поженимся из-за ребенка, – продолжала гнуть свое Энн, – я скоро начну раздражать тебя.
– Это и мой ребенок тоже. Мы оба ответственны за него.
Он говорил так рассудительно, так хладнокровно!
– Я уеду отсюда при первой же возможности! – заявила Энн. – Обещаю, что не буду…
– Постой, Энн. Я все делаю не так. – Мартин взял ее за плечи и опустил взгляд на кулон, сверкающий на груди. – Почему ты пришла в таком виде? Полуобнаженная и такая прекрасная, что я едва могу соображать?
Она попыталась подтянуть полотенце повыше. Но Мартин остановил ее руку.
– Когда ты вошла, я сидел на кровати, ничуть не сомневаясь в том, что потерял тебя. Навсегда. Что женщина, с которой я хотел провести остаток своей жизни, ненавидит меня.
– Но…
– Да, на Эльютере я испугался. Ты перевернула всю мою жизнь, а я привык сам распоряжаться ею. Энн, неужели ты не понимаешь? Я пытаюсь сказать, что люблю тебя. Я полюбил тебя тогда, на Эльютере, а может быть, еще тогда, когда увидел на больничной койке. Я люблю тебя и хочу жениться на тебе. Но если…
– Не только из-за ребенка? – выпалила она.
– Я хочу жениться на тебе ради тебя самой. Но как я могу просить тебя об этом, после того, как там, в лесу, ты сказала, что ненавидишь меня?
– Ты любишь меня, – без выражения повторила она.
– Останься здесь – это все, о чем я прошу, – со сдерживаемым жаром сказал Мартин. – Останься со мной и Тори. Мне невыносима сама мысль о том, что ты уедешь.
– Я не уеду. Зачем? – Губы Энн помимо воли расплылись в улыбке. – Знаешь, я тоже тебя люблю.
Он стиснул руками ее талию.
– Ты не могла бы это повторить?
Энн рассмеялась.
– Я люблю тебя, Мартин Крейн. Люблю тебя, люблю тебя, люблю тебя… Достаточно?
Он ошеломленно произнес:
– Я даже не рассчитывал на это. Ты уверена, Энн?
– Так же, как в том, что стою здесь, обернутая в мокрое полотенце. Мартин, дорогой Мартин, я люблю тебя всем сердцем!
Он самозабвенно поцеловал ее. А она обхватила руками его шею, чувствуя, как жар его тела согревает ее. Мартин приподнял голову, только для того, чтобы пробормотать:
– Полотенце сейчас соскользнет.
– Ну и пусть, – беззаботно проговорила Энн. В его глазах заплясал смех.
– И что ты намерена с этим делать?
– Оставить все, как есть. Пусть идет своим чередом.
– Энн, – с неожиданной настойчивостью сказал Мартин, – ты выйдешь за меня замуж?
– Да. О да, Мартин! Это сделает меня самой счастливой на свете.
– Слава Богу, – воскликнул он. – Это больше, чем я заслуживаю. Я так упорствовал в своем нежелании привязываться к кому бы то ни было, кроме Тори, что отказывался видеть то, что было у меня под носом. Тебя. Упрямую. Вспыльчивую. Горячую и страстную…
Энн хохотнула.
– И вполовину не такую упрямую, как ты.
– Перестань меня перебивать, – сказал он, целуя кончик ее носа. – Я не только старался не замечать тебя. Я также изо всех сил отказывался признаться себе, что люблю тебя. Прости меня, милая.
Его губы теперь путешествовали от ее щеки к шее. Прерывающимся голосом Энн сказала:
– Ты прощен.
– А я еще не говорил, что ты удивительно добрая?
Мартин нашел ее грудь; полотенце уже давно соскользнуло Энн на бедра.
– Кажется, нет, – прошептала она, осыпая поцелуями его густые черные волосы. – Я так счастлива, что не могу поверить, что все это наяву. Может быть, ты ущипнешь меня – и я проснусь?
Он выпрямился, еще ближе привлекая ее к себе.
– Единственное место, где отныне ты будешь просыпаться, – это мои объятия. Энн, клянусь, что всегда буду с тобой. Что люблю тебя всем своим существом.
Тронутая до глубины души, она прошептала:
– Это самые прекрасные слова, которые я когда-либо слышала. О Мартин, я так тебя люблю!
– Пойдем в постель, – сказал он. – Немедленно. Потому что иногда одних слов бывает недостаточно. – На его губах промелькнула улыбка. – Кроме того, я поскорее хочу увидеть тебя одетой в одни только изумруды и хризолиты.
– Думаешь, я хорошо буду в них смотреться?
– Я это знаю, – заявил Мартин и повел убеждать ее в своей правоте. Хотя нельзя сказать, чтобы она нуждалась в убеждении.
Стояла тихая безветренная погода. Небо было затянуто даже не облаками, а легкой серой дымкой, смягчающей жару. Энн сидела в шезлонге у самой воды, хотя трудно было представить, что это океан – такой гладкой и кроткой была бирюзовая поверхность. Джонни, девятимесячный толстячок с копной рыжих волос и серо-голубыми немигающими глазами, ползал по песку, время от времени пытаясь встать на ноги. Его последним достижением были пять шагов кряду.
Похоже, на этот раз он решил побить рекорд, с тревогой подумала Энн, наблюдавшая за ним из-под полуопущенных ресниц. Вскочив, она бросилась к сыну, который, движимый не столько ногами, сколько весом собственного тела, устремился прямо к воде.
Со смехом подхватив его на руки, она зашла по пояс в теплую прозрачную воду и несколько раз под аккомпанемент восторженного визга окунула малыша.
– Все, дружок, – ласково, но твердо сказала Энн. – Пора домой. Скоро приедут папа и Тори.
Те, вместе с Мелани, отправились за покупками в город и должны были вернуться с минуты на минуту.
– То, то, – радостно подхватил малыш.
Энн понесла его к дому и на полпути услышала шум мотора. Она ускорила шаг и вышла с Джонни на подъездную дорожку, когда Мартин захлопывал дверцу машины. Он с улыбкой поспешил к жене и сыну и, обняв сразу обоих, взял малыша и поставил его на землю.
– Подарки принимают стоя, молодой человек.
Тори уже спешила к брату с коробкой в руках.
– Вот он, подарок, – возбужденно и радостно сказала она, поставила коробку на каменные плитки и, открыв, извлекла плюшевого мишку, как две капли воды похожего на потерянного во время переездов Плаша. – Только очень тебя прошу, назови его Плаш.
Малыш недоверчиво разглядывал новое приобретение. Тори обняла Энн за талию, а Энн поцеловала ее в макушку. В этот момент налетел первый порыв ветра, предвещающий бурю.
Взяв на руки сына, Мартин обнял Энн за плечи и повел ее к дому.
– Для тебя тоже есть подарок, – сказал он жене и, убрав руку с ее плеча, достал из кармана коробочку.
С сияющими глазами Энн открыла ее и извлекла знакомый кулон. Она не сразу поняла, что в нем изменилось, а когда заметила ниже изумруда еще один, поменьше, счастливо рассмеялась.
