— Говори, Кэти, — настаивал я. — Обещаю, что не обижусь.
— Ты подумал, что это мой отец, ведь так? Вот на что ты намекал по телефону.
— Да, я думал, это он, но сейчас я не знаю. Я ведь этого не говорил. Хочу сказать — я никогда не был уверен. Но я не могу отделаться от мысли о странном совпадении: сразу после того, как мистер Сика вышел на сцену, твой отец уволил меня. Я не знаю, что и думать. Может, до него дошел слух о нас. Но сейчас ты дала мне пищу для размышлений. Очень много других кандидатов, которых я до сих пор и не рассматривал. Не сердись, пожалуйста.
— Я не сержусь. — Было похоже, что Кэти говорит правду.
— Но если это не твой отец, тебе может угрожать опасность.
— Я рискну, — улыбнулась она. — Отвези меня домой. Я хочу представить тебя моей кровати.
Она перестала смеяться надо мной, только когда мы свернули с Западного Бродвея на Принс-стрит. Почему-то ее довел до истерики тот факт, что я взял напрокат машину той же марки. Мое объяснение, что так я хотел дать отлуп негодяю поджигателю, не впечатлило Кэти.
— Прекрати! — рявкнул я, сбрасывая ее руку с приборной доски. — Я часами искал место, где дают напрокат эти прекрасные машины. Я чуть было не согласился на «пейсер».
— Почему я должна тебе верить? — спросила она, вытирая слезы. — Где ты ее нашел, на автомобильной свалке?
— Что тебе сказать? У них кончились «ягуары». Ты же знаешь этих страховых агентов: большого выбора они не предоставляют!
Я припарковался в квартале от ее квартиры. Кэти жила на Грини-стрит в лофте над антикварной лавкой, которая обслуживала дизайнеров. В качестве предметов искусства лавка принимала в заклад бытовые электроприборы в стиле «ар деко» и «ар нуво».
*
Только в Нью-Йорке можно делать деньги, продавая старые искореженные тостеры, сломанные приемники и зажигалки. Я почему-то не могу вообразить ничего подобного где-нибудь в Батон-Руж или в Улан-Баторе.
— Они продают и произведения искусства! — Кэти решила защитить лавку.
Настал мой черед не реагировать.
Когда она вынула ключ из сумочки, кто-то закричал:
— Кэти, Кэти Малоуни, иди сюда!
— О черт! — прошептала Кэти, когда мы обернулись, чтобы посмотреть. — Это Коста. Он встречается с моей соседкой по квартире — Мисти.
— Мисти! Ты живешь со стриптизеркой?
— Она артистка.
— Давай иди сюда, — настаивал Коста. — Мисти получила предложение сниматься в рекламном ролике. Мы празднуем.
— Ты не против? — спросила Кэти.
— Может, ненадолго. — Я ее поцеловал. — Всегда мечтал познакомиться с Мисти.
Все получалось очень весело. Коста, красавец, брюнет из города с непроизносимым названием в западной части штата Нью-Йорк, играл на синтезаторе в рок-оркестре, и сейчас у него был перерыв между гастролями. Мисти была молодой (года двадцать два) блондинкой, курила французские сигареты и весила меньше сорока пяти килограммов в мокром футбольном снаряжении. По профессии она была манекенщицей, демонстрирующей женское белье, по призванию — актрисой. Она только что получила первую роль.
— Я играю плаксивую дочь-подростка в рекламе каши, — объявила Мисти, взмахнув ресницами. — Мне надо сказать: «Ох, папа, я что, и правда должна?..» Не Шекспир, но это начало.
Тут Мисти хлопнула три порции текилы подряд, которые стояли перед ней на стойке.
Когда разговор перешел на меня, Кэти сказала:
— Он странствующий торговец тунцом.
Коста и Мисти приняли все за чистую монету.
Это ведь Нью-Йорк…
— Как вы повредили ногу? — полюбопытствовал Коста.
Стараясь не отстать от Кэти, я сказал:
— Разнимал драку желтого плавника и длинноперого тунца. Мерзкая рыба этот тунец.
Покинув бар после нескольких раундов рукопожатий и поцелуев, я почувствовал, что все сильнее влюбляюсь в Кэти. Ее внешность понравилась мне в первую же секунду. Когда мы разговаривали в доме ее родителей, я понял, что она мне нравится. После того как я целовал ее, держал в своих объятиях, просыпался с ее запахом на своих губах, вопрос о физической совместимости не вставал, тут все было ясно, но ее чувство юмора оказалось неожиданным подарком.
Когда мы снова перешли улицу и направились к Кэти, от двери отделился мужчина и спросил:
— Эй, парень, который час?
Я не помню, что именно, возможно, неожиданное появление парня (как в кино!) или тон его голоса, но я точно понял, что время его не интересует. Мое полицейское чутье вопило: «Он хочет, чтобы ты нагнул голову, посмотрел на часы и потерял контроль над ситуацией».
Под пальто и блейзером у меня был мой 38-й калибр, в данный момент — абсолютно бесполезный.
— Виноват… — Я пожал плечами. — У меня нет часов.
Я почувствовал, что кто-то подкрался ко мне сзади. Бросил трость. Инстинктивно оттолкнул Кэти прочь и заорал, чтобы она бежала. Нагнулся вперед, пытаясь выполнить бросок через плечо. Все что угодно, думал я, лишь бы выиграть время и добраться до револьвера. Слишком медленно. Меня безжалостно, рывком, выпрямили. К счастью, моя правая рука попала-таки в карман. Пальцы вцепились в четвертаки, которые остались неиспользованными во время вчерашней вечеринки в баре «У Пути».
Меня обхватили сзади, обездвижив, я чуть было не рассыпал половину четвертаков.
— Ты плохо слушал, да? — Я узнал голос, который шепотом говорил со мной по телефону. — Тебя же предупредили, что в следующий раз пострадает не машина.
С этими словами он ткнул кулаком мне под ребра. Воздух вышел из меня, я чуть не выплюнул легкие. Я потерял Кэти из виду. Где она? Может, они…
Что-то рассекло воздух позади меня. Резкий треск, похожий на стук по дереву, эхом отозвался на пустых улицах Сохо. Державшие меня руки обмякли. Освободившись, моя правая рука дернулась вперед, вслепую, туда, где, как надеялся, ее ждала челюсть врага. То, во что я попал, издало противный тупой звук. Кто-то застонал. Безжизненная туша свалилась мне под ноги. Я упал на одно колено, бросил четвертаки и запустил руку между пальто и пиджаком. К тому времени, как я вынул свой 38-й из кобуры, человек, державший меня со спины, прицелился из полицейского револьвера. Его лицо было наполовину в тени, но рука с оружием виднелась отчетливо.
— Даже если тебе удастся выстрелить первым, я проделаю в ней дырку, падая, — прошипел он сквозь зубы.
Внезапно я почувствовал тяжелое дыхание Кэти. Должно быть, она стояла очень близко, за левым плечом, ближе к краю тротуара.
— Убери свою падаль с улицы и проваливай отсюда, — прохрипел я.
— Вначале отойдите назад, ты и она, на ту сторону улицы.
Медленно поднявшись, я от боли едва не сложился пополам, но ухитрился сделать шаг назад и повиснуть на плече Кэти. Предвидя мой вопрос, она прошептала, что с ней все в порядке.