– Постараюсь быть кратким. Деньги вы добываете, уничтожая стариков и присваивая их жилища. Будь моя воля, я бы не суду вас предал, а заживо в землю закопал.
– Ишь ты какой, – прищуривается Плакальщица, – аж побледнел весь. В землю он меня закопает… А доказательства у тебя есть? Чего зенки зеленые вылупил. Вали отсюда, пока я добрая. Мне стоит твоему генералу одно слово сказать, мигом вылетишь из ментуры, капитан хренов.
– Что ж, – я поднимаюсь, невозмутимо гладя в горящие суженные глаза Плакальщицы. – Меня здесь не поняли. Отправлюсь-ка я к «заборским». Они ведь давно тебя разыскивают. Уже как минимум трех шакалят из твоей своры нашли. Истязали основательно, все выспрашивали, кто ими командует. Есть у меня на них выход, на «заборских». А что, это мысль. Сброшу им, пожалуй, информацию. Выдам бандюганам симпатичного паренька, именующего себя Воландом. Он и подтвердит, что плясал под твою дудку. Уголовники не суд присяжных, им особых доказательств не требуется. И займутся они тобой по полной программе.
Впервые в глазах Плакальщицы подмечаю страх.
– Это что, шантаж? – в ее голосе почти надежда.
Повернувшись, шагаю к выходу.
– Постойте, – шелестит за моей спиной.
Широкое скуластое лицо Плакальщицы напоминает посмертную маску.
– При богатствах, которые дал нам Господь, русский народ должен быть счастливейшим в мире. Вы, мужики, привели Российскую империю к краху. Людям нужна женщина-президент, которая превратит державу в земной рай. Эта женщина – я. И во мне есть силы выполнить свою историческую миссию.
– Предвыборная речь, понимаю. А задушенные Паном старики? Или их ничтожные жизни – мелочь по сравнению с тем невиданным процветанием, которое уготовано остальным? На одной чаше весов грандиозные замыслы, на другой – старушка-процентщица. Это мы уже проходили.
– Однажды мне явилась во сне Екатерина Великая, – медленно, точно в бреду произносит хозяйка косметического центра. – И возвестила: «Знай, ты избрана. Тебе предназначено поднять империю с колен и вознести превыше прочих государств». И надела на мою голову корону. Этот вещий сон должен был сбыться, так предназначалось судьбой. И вот явился какой-то мент… – Она презрительно-капризно кривит губы. – Неужели не понимаешь, капитан, что из-за тебя может погибнуть Россия?
– Вы – монстр, мадам. Лучше бы вы лечили животинку.
– Звери честнее, порядочнее людей, – Плакальщица слабо, мечтательно улыбается. – Человечнее…
Выхожу, не дослушав ее монолог.
Едва сажусь за руль «жигуля» – звонок мобильника. И в мое ухо втекает бас Акулыча:
– Ну как, обормот, расколол мадаму?
– Вроде того.
– И еще жив? – изумляется Акулыч. – Ну и какая теперь у нас задумка? Раздуть мировой пожар?
– Мы с ней как два шахматиста. Свой ход я сделал. Очередь за ней. Она сейчас гадает, какие действия я предприму. Если поверила, что сообщу о ней «заборским», то у нее только два варианта: либо сматывать удочки и драпать куда глаза глядят, либо кончать меня. И тот, и другой равновозможны.
– А ты к какому склоняешься, Капабланка?
– Дело свое она вряд ли бросит – оставить не на кого. Так что…
– Тады приступаем к плану зет, – басит мент. – Как там Анна? С работы отпросилась?
– Само собой.
– А я столковался с твоим бравым майором. Так что кайфуй, счастливый сперматозоид. Ключ под порожком. Эх, мне бы такое секретное задание!
Я отъезжаю от громады «Олимпа». Следом за мной неотступно следует подержанный зеленый «москвич» с ментами…
– О, привет, проходи, – Сероглазка пропускает меня в прихожую. – Что-то случилось?
– У меня отпуск наметился. Собираюсь свежим воздухом подышать… в санатории. Хотел бы взять с собой Илюшку. На пару недель. Не возражаешь?
– Один с Илюшкой поедешь или?..
– Или.
Сероглазка принимается тихонько сопеть. Я цепенею в ожидании. Если откажет, придется долго ее уламывать, пока не согласится. Я не имею права оставить Илюшку здесь, зная, каким бешенством охвачена Плакальщица. Не отыскав меня самого, эта мегера вполне способна отыграться на ребенке.
– Ладно уж, забирай, – вздохнув, разрешает Сероглазка. – Мы с Володей хоть немножко отдохнем… Илюша! Папа Королек пришел.
Топоча маленькими ножками, Илюшка выбегает из комнаты, но ко мне приближается без особой радости.
– Что с ним? – шепчу Сероглазке.
– В садике подрался, – одними губами отвечает она, многозначительно приподняв тоненькие бровки и с нежностью глядя на нашего сына. – Илюша, хочешь съездить в санаторий с папой Корольком?
– Хочу, – Илюша тотчас оживает. – А можно я приставку возьму?
– Купили ему приставку, теперь клещами от телевизора не оторвешь, – осуждающе говорит Сероглазка, и рот ее невольно расползается в улыбку.
– Бери, – разрешаю я, – кажется, там есть телик.
И вот мы катим по гаснущим улицам города. Илюшка лопочет, глазея по сторонам:
– У тебя «жигуль», а у папы Володи «тойота». Это иностранная машина, из Японии.
– Зато у папы Володи машина подержанная, кто-то на ней ездил-ездил, а потом ему продал, – заявляю с обидой. И тут же ловлю себя на этом: неужто я ревную Илюшку к мужу Сероглазки?
По дороге заезжаем ко мне домой, забираем Анну и двигаем дальше.
Город, промелькнув за стеклами «жигуля», остается позади, и природа открывается во всем своем радужном блеске. Что ни говори, ранняя осень – праздник души.
Через полчаса вкатываемся в деревеньку. Останавливаюсь у неказистой, потемневшей от времени избы.
– Какой санаторий ма-аленький, – разочарованно тянет Илюшка. – У нас дача и то больше.
– Зато речка здесь просто волшебная.
– Как это? – выдыхает Илюшка.
– Чистая-пречистая. Такую, во всяком случае, мне пообещали. Купаться сейчас уже нельзя, вода холодная. Посидим на бережку, камешки побросаем. Согласен?
– Можно рыбку поудить, – солидно говорит сын. – Мы с папой Володей недавно вот таких рыбок наловили!
– Я, брат, не рыбак. У меня и удочки нет, – сокрушаюсь я.
И думаю с грустью, что повадками Илюша все больше напоминает папу Володю. Неужто наступит день, когда сын станет чужим? Представляю этого будущего Илью, самостоятельного парня, который однажды скажет: «Ты мне всего лишь биологический отец, а настоящий – Володя», и меня точно обдает ледяной водой.
Речка не обманывает моих надежд – такой красоты, что дух захватывает. Сидим с сынишкой на берегу, глядим на огромное горизонтальное зеркало, в котором текучим сгустком огня отражается закатывающееся, теряющее силу, но еще слепящее солнце. И швыряем камушки.