Оберегай отцов знамена.
Глава I
Москва. Каланчевская
Поток приезжих из только что прибывшего утреннего поезда Кузнецк-Москва стремительной волной вливался в станцию метро, удобно расположенную в здании вокзала, и лишь небольшая часть пассажиров, не желавшая быть, как все, проследовала на Комсомольскую площадь. Столичный ритм всегда вызывает недоумение у «понаехавших» – куда и зачем так нужно спешить? Впрочем, никто и не собирался ничего объяснять. Разве что с противоположной стороны привокзальной площади за скромным пареньком с потертой дорожной сумкой молча наблюдало солидное здание. Картина была привычной.
Приезжий озадаченно крутил головой, а не бил челом перед одним из старейших вокзалов белокаменной, построенным когда-то под единоличным подрядом купца первой гильдии Торлецким. Похоже, парнишке было невдомек, что полтора века назад это был Николаевский вокзал, в 1923 году переименованный в Октябрьский, а в 1937 – Ленинградский. Революционные завихрения девяностых коснулись только имени северной столицы, оставив название самого вокзала в Москве нетронутым. Это был старожил на Каланчевском поле, где позже появились Ярославский и Казанский собратья. Он помнил, как вместо башенки с часами над небольшим зданием Матвея Левестома знатоки фольклора задумали возвести солидный вокзал с башней в честь казанской княжны Сююмбике. С золотым петушком наверху, олицетворявшим дракона Зиланта. Но началась Первая Мировая, потом Гражданская… Все закончилось скромнее – на фасаде Казанского вокзала появились часы с боем. Правда, в 1941 немецкая бомба остановила их ход до семидесятых. Теперь-то уж и Каланчевку мало кто вспоминает, а вместо Комсомольской чаще говорят о площади трех вокзалов.
Пройдя метров десять от дверей вокзала, приезжий остановился. Он задрал голову, и, не обращая внимания на недовольные возгласы вечно спешащих москвичей, стал с восторгом разглядывать все вокруг – высокие здания окружавшие площадь, столичную суету, потоки машин, голубое небо и неугомонных стрижей, виртуозно выписывающих в нем замысловатые пируэты… Лето в Москве.
Подняв недовольный взгляд на преграждавшего дорогу парня и натолкнувшись на восторженное выражение его лица с бесшабашно счастливой улыбкой, прохожие мгновенно смягчались и прощали приезжему странную выходку, скорее похожую на встречу с закадычным другом из дома напротив, с которым можно пробежаться по родному поселку из одного края в другой, то ли гоняя мяч, то ли спасаясь от крикливой бабки, бдительно охраняющей свой сад.
– Тебе ноутбук не нужен? – неожиданно оборвал возникшие приятные воспоминания паренька неуверенный женский голос.
– Что? – приезжий медленно обернулся, стараясь понять, кто его спрашивает.
– Почти новый… Недорого.
На него в упор смотрели очень выразительные печальные глаза. Их неподвижный взгляд был тяжелым, даже угрюмым, что было так неуместно этим погожим июльским утром.
– Ты не думай, это мой… – донеслось откуда-то издалека, – просто очень деньги нужны.
Парень все еще не мог оторваться от печальных глаз, не видя, кто с ним говорит. Повисла тягостная пауза. Постепенно в его сознании стало прорисовываться незнакомое женское лицо. Какая-то боль тяжелой печатью лежала на нем, скрывая и возраст, и национальность, и что-то еще такое, что присуще живому человеку.
– Да, я только приехал… – его глупая фраза чуть разрядила обстановку.
– Заметно, – в уголках печальных глаз что-то изменилось. – Издалека?
– Из Благодатки, – это было так неожиданно, что подобие улыбки тронуло ее ненакрашенные губы.
– Что ж ты из благодати-то уехал?
– Нет, это поселок наш так называется, – парень ухватился за извечную тему всех 47 жителей невесть откуда взявшихся в местечке Кузнецкого района Пермской области, чьи дома располагались вдоль автомобильной трассы «Урал», которая не только кормила их, но и постоянно снабжала любопытными слушателями.
Он резко набрал в грудь воздуха, чтобы поведать историю своего поселка, но поперхнулся, заметив, как лицо незнакомки опять помрачнело. Затаив дыхание, словно боясь вспугнуть кого-то, парень оцепенел. Сейчас главным были вовсе не его воспоминания.
– Мне дочку кормить нечем, – голос стал хриплым, словно женщина взвалила на плечи тяжелый груз и говорила только потому, что молчать не могла. – На панель не пойду… Лучше с моста вдвоем…
Парень непроизвольно дернул рукой, словно хотел удержать ее от такого отчаянного поступка. Потом быстро открыл сумку и, лихорадочно покопавшись там, вытащил что-то завернутое в полотенце.
– Вот, мама вчера напекла, – житель Благодатки протянул женщине сверток. – С капустой и картошкой… Берите… Вкусные.
– С-спасибо, – растерянно протянула та, очевидно впервые за долгое время, проведенное в столице, встретившись с таким искренним душевным порывом. – Светке три месяца. А у меня молоко пропало.
Она запнулась, чувствуя, что сказала лишнее, и румянец вспыхнул на ее сером лице. Только тут взгляд приезжего скользнул по незнакомке. На вид ей было за сорок, но нескрываемая печаль явно удваивала возраст.
– Возьми за пять тысяч, – она быстро открыла перед ним крышку ноутбука и через пару секунд захлопнула, ловко пряча компьютер под ветровку китайского покроя. – Мне молока нужно купить… Сегодня.
Парень виновато вернул пахнувший чем-то вкусным сверток в свою сумку, и вопросительно глянул на женщину.
– А рынок есть поблизости?
– Рынок? – она неопределенно пожала плечами, – ну, это на метро ехать надо.
– А где ты молоко покупаешь? – он без реверансов перешел на ты.
– В переулке есть продуктовый, – женщина спокойно приняла эту манеру общения, – около него бабки продают свежее молоко по утрам. – Потом добавила, – привозят на электричках.
– Еще успеем? – с надеждой в голосе спросил приезжий.
– Десяти нет… – в ее глазах вспыхнул огонек, – тут недалеко.
Она чуть наклонила голову и уверенным быстрым шагом направилась к углу здания, краем глаза видя, что парень не отстает.
Какое-то время они шли молча, потом она неожиданно произнесла:
– Меня зовут Ольга.
– Леша, – тут же ответил он, постеснявшись назвать свое имя полностью.
Не столько разница в возрасте, сколько угнетенное состояние женщины лежало между ними какой-то непреодолимой пропастью и мешало свободно высказать смешанное чувство сострадания, необъяснимой вины, настороженности и вместе с тем уверенности, что оба поступают верно.
Молча они миновали групповую статую создателям российских железных дорог, установленную напротив входа в метро бокового фасада Казанского вокзала. Чтобы хоть чем-то занять себя в этой неловкой ситуации, парень прочитал фамилии Черепановых на литых табличках постамента. Возможно, в час-пик тут многолюдно, но утро вторника прохожими не баловало.
