– Насколько я понимаю, вы не собирались приезжать в Дюссельдорф в ближайшие дни?
– Конечно нет.
– Тогда я вынужден попросить вас связаться с моими коллегами в Мюнхене. – Он назвал имя и номер телефона соответствующего сотрудника.
«Центральное отделение полиции, Эттштрассе 2», – записывал Филипп.
– Вы не могли бы сказать мне, что произошло? – спросил он.
– Именно это мы и пытаемся установить. Как я уже сказал, ваш отец пропал. С прошлой среды его никто не видел. Семья, конечно, очень беспокоится.
– Семья? – с изумлением переспросил Филипп.
Он почему-то думал, что его отец живет один. А ведь вполне можно было предположить, что он женился снова. Наверное, новые отношения и стали причиной его развода с матерью Филиппа.
– У него есть еще… дети?
– А вы этого не знаете?
– Я же вам сказал, я никогда не говорил с отцом.
– Это да, но обычно люди знают о существовании своих родственников.
Филипп представил себе, как комиссар Беккер вычеркивает его имя из списка свидетелей. И, наверное, заносит его в список подозреваемых.
– Я ничего о нем не знаю. Так у моего отца есть еще дети? Или вы не можете разглашать такую информацию?
– У него еще двое детей. Мальчику девятнадцать лет, девочке шестнадцать.
У него есть брат и сестра! Когда Филипп был маленьким, у него была воображаемая подружка – младшая сестренка. Филипп называл ее Уилла. Он все время играл с ней, и мать даже сводила его к детскому психологу. Впрочем, психолог заверил ее, что это нормально: «У большинства детей есть воображаемые друзья. Со временем это пройдет». А теперь детская фантазия воплотилась в реальности.
– Как их зовут? – севшим голосом спросил Филипп.
«Если Беккер сейчас скажет, что ее зовут Уилла, я упаду в обморок», – подумал он.
– Вашего брата зовут Мориц. А сестру – София.
Филипп зачем-то записал оба имени на бумажке. А ведь он и без того их не забыл бы.
– Итак, вы свяжетесь с моими коллегами в Мюнхене? – уточнил Беккер. – Пожалуйста, позвоните туда и договоритесь о визите. Как я уже говорил, это просто формальность, это не займет много…
– Я передумал, – перебил его Филипп, открывая ежедневник. Оказалось, что на ближайшие несколько дней у него запланированы важные встречи с заказчиками.
– Что?
– Я приеду в Дюссельдорф и завтра явлюсь к вам в отделение.
– Вы успеете к девяти часам? – спросил Беккер.
– Конечно.
Филипп повесил трубку и вернулся к госпоже Клопп в приемную: нужно было, чтобы она забронировала билет на самолет в Дюссельдорф и номер в гостинице.
– На сегодня? – опешила она. – Сколько вы пробудете там?
– Не знаю.
– Но что мне сказать доктору Кэмпбелл-Шильдкнехту? Вы договаривались о встрече с советом директоров АО «Тройбур» еще месяц назад.
– Отмените. – Филипп пожал плечами. – Скажите, у меня несчастье в семье. Речь идет о моем отце.
Госпожа Клопп открыла рот, но тут же закрыла его. В этот момент она чем-то напоминала рыбу, выброшенную на берег. И снова ей хотелось задать Филиппу множество вопросов, на которые у него не было ответа.
Гостиница, в которой он остановился, оказалась довольно убогой. Двойная кровать с покрывалом в цветочек. Горчично-желтые занавески. Голубые обои. Ну, хотя бы ковровое покрытие не было грязным. Номер в гостинице обошелся ему почти в двести евро в сутки. Без завтрака.
– В городе ярмарка, – сообщила ему взмокшая от жары администратор. – Вам повезло, что у нас вообще остались свободные номера.
Не важно. Филипп сунул чемодан под кишевший короедами стол и плюхнулся на кровать. Под потолком висела уродливая люстра, оранжевая, засиженная мухами.
«Бог бережет для детей его несчастье его. Пусть воздаст Он ему самому, чтобы он это знал».
Филипп уже выяснил, что это цитата из Ветхого Завета. Из Книги Иова. Там речь шла о споре между Богом и Сатаной. Дьявол утверждал, что Иов рано или поздно отречется от Бога, если тот подвергнет его испытаниям. Бог говорил, мол, не отречется. Он лишил Иова всего: состояния, детей, здоровья. И все из-за дурацкого спора. Вопреки любой логике Иов остался крепок в своей вере. Бог выиграл спор. Естественно – иначе эта история не попала бы в Библию.
В таком контексте смысл анонимного сообщения был вполне понятен: «Ты, дорогой мой Филипп, умрешь, потому что я хочу отомстить твоему отцу».
Впрочем, думал Филипп, его отец, в отличие от Иова, не очень-то расстроится, если Филипп умрет. Его ничто не связывало с сыном – он зачал Филиппа, а потом потратил на него кучу денег. Безусловно, когда речь шла о его детях от второго брака, ситуация выглядела иначе. Филипп хотел узнать, получали ли они анонимные сообщения. И сделать это нужно было до того, как завтра он отправится к комиссару.
Он пролистнул записную книжку, нашел номер отца и сохранил его в телефоне. Сердце билось все чаще. Знают ли брат и сестра о его существовании? Как ему представиться? «Меня зовут Филипп Пройсс, я ваш брат»?
– Чепуха какая-то, – пробормотал Филипп.
Он подошел к минибару, взял маленькую бутылку водки и осушил ее в три глотка. Он не привык к алкоголю, и водка сразу ударила ему в голову. Все вокруг было как в тумане, но Филиппу стало легче. «Теперь все наконец-то прояснится», – подумал он и снова взял телефон.
На этот раз он решился позвонить.
Нас в комнате четверо. Круто, что тут скажешь. В этом дерьмовом интернате нет отдельных комнат, как в Фюрстенхофе. А ведь старик платит столько же, как в той школе. Но, может, он специально выбрал самый дерьмовый интернат.
«Пойдет тебе на пользу, – говорил он. – Может, хоть думать начнешь. Может, до тебя дойдет, как тупо ты себя повел. Дважды вылететь из школы, где это видано! Тебе шестнадцать лет, и ты все еще в восьмом классе. Тут уж надо постараться».
«Заткнись, тварь, – ответил я. – Если бы ты меня не лупил, то сейчас сэкономил бы свои деньжата. Я б тогда уже закончил школу. А может, и гимназию».
Он посмотрел на меня так, будто опять хотел отметелить. Но не решился.
Я живу в комнате с прыщавым уродом, заикой и придурком. Ясно, я ж новенький, вот они меня и запихнули в комнату к лохам. Кто еще захочет жить с такими?
Но мне плевать, с кем я живу и что подумают остальные. Я просто хочу, чтобы меня оставили в покое. И тут они сразу доперли. Заводилу в моем классе зовут Марко. Он здесь всем верховодит. Ему хмыкнуть достаточно – и все уже на тебя налетели, как мухи на кусок дерьма. За ужином он косо на меня смотрит. Еще и ухмыляется, зараза.
