– Похоже на награду после ночи в постели с тобой.
Бокал дернулся в ее руке, костяшки пальцев побелели. Судя по всему, она не привыкла к человеческой честности. Любой пират, осмелившийся пойти против ее воли, уже давно кормил бы акул на дне Средиземного моря, и, судя по всему, я рисковал такой же долей. Но при всем этом по какой-то странной причине она была явно неравнодушна ко мне. С чего бы это?
– Или мы можем вместе править миром, – закончила женщина.
– Аврора, ты многого добилась с нашей последней встречи – я надеялся, что ты окончательно сошла с ума и отдала концы где-то на неизведанных просторах Северной Америки. Но ты здесь, ты настоящий адмирал, но я все же очень сомневаюсь, что ты стоишь на пороге завоевания мира. Пленение меня, мягко говоря, это не совсем то же самое, что победить в схватке Наполеона или Нельсона.
– Но твое пленение – это лишь шаг на пути к зеркалу Архимеда.
– Так вот с чего все это началось? С мистической игрушки эксцентричного грека?
– Этот эксцентрик изобрел алгебру за две тысячи лет до Ньютона! Рассчитал значение «пи» точнее, чем фараоны! Он был настолько возбужден, когда открыл принцип вытеснения и закон, названный впоследствии его именем, что вскричал «эврика!» и голым бегал по стенам города.
– Бо́льшая часть знаменитых людей неравнодушна к публичности. Должно быть, именно моя скромность стоит на моем пути к знаменитости.
– Зеркало, если его удастся восстановить, сможет воспламенить любой флот. Оно будет испускать свой смертоносный луч вечно, не требуя перезарядки. Мы сможем грабить торговые суда любой страны, любой нации, и они, беспомощные, не смогут нанести нам ответный удар. Со временем можно установить эти устройства на кораблях и сжечь любой порт, любой форт, противостоящий нам. Представь, как взрываются склады с боеприпасами, как взлетают на воздух повозки с боеприпасами, как горящие моряки и солдаты разлетаются в стороны и падают в море…
– Аврора, какое воображение! Но все это было две тысячи лет назад. История древних времен, разве нет?
– Если только кто-то вроде тамплиеров не сохранил зеркало и не спрятал его в месте наподобие Тиры.
– Не сохранил и не спрятал. Я проверил.
– Может быть, ты недостаточно хорошо его искал. Или же знаешь больше, чем пытаешься представить. Давай же, Итан, ложись поближе ко мне, – она, соблазнительно извиваясь, переместилась на своем ложе, – гамак достаточно велик и для двоих.
– Вообще-то я зарекся иметь дело с женщинами, и ты лучше, чем кто-либо другой, знаешь почему.
– Когда-то ты умолял меня об этом…
– Это было до того, как ты убила всех моих друзей. Я пристрелил твоего кузена, если не ошибаюсь. Или брата. Или сводного брата… в конце той истории я уже и не знал, какой истории о Сесиле верить. Но в целом история наших встреч с тобой не самая безоблачная.
– Все эти люди были бы живы, если б ты поделился со мной своей миссией, как я просила с самого начала! Мы были бы партнерами, мы сделали бы этот мир лучше благодаря мудрости Ложи египетского обряда! Итан, неужели ты не замечал, что каждый раз, пытаясь поступить правильно, ты в итоге делаешь что-то не так? У тебя нет любви, нет денег, нет дома. Я же могу предложить все это, и много, много больше! Расскажи нам то, что ты знаешь, и присоединяйся к идее, которая гораздо больше нас всех. Преврати свою жизнь в нечто стоящее!
Сокар снова глухо заворчал, словно напоминая мне о том, что особого выбора у меня нет, но в следующий момент переключил свое внимание на кость (судя по всему, когда-то принадлежавшую незадачливому моряку, отказавшему Авроре), лежащую перед ним. Я подошел к небольшому столику, заваленному книгами и свитками по древней истории, алхимии и магии. Говорите про Ложу египетского обряда что хотите, но читателями они были исправными.
– Аврора, я бесполезен, как никогда. Ты видела, что мы откопали на Тире, – средневековый молитвенник. Мы нашли древние руины, пустые, как Версаль, и умудрились обрушить на них потолок. Ты абсолютно права, я полный неудачник, и ты сэкономишь себе много времени и сил, гоняясь за кем-нибудь более успешным.
– Тем не менее ты всегда на шаг впереди нас – и в пирамидах, и в Иерусалиме, и на американской границе, а теперь еще на Тире. Ты жаждешь знания так же неудержимо, как и мы, Итан!
– А кто эти «мы»? Как стать членом вашей клики заговорщиков, состоящей сплошь из лунатиков и мошенников? Подать заявление о вступлении в членство? Или это вопрос генеалогии?
– Мы – серьезные искатели прошлого, которые заслужили право править другими благодаря своему древнему знанию. По своему выбору мы бросаем вызов всему традиционному и предпочитаем следовать оккультному знанию, куда бы оно нас ни завело. Условностям и догмам мы предпочитаем мудрость. Идеальная гармония в мире воцарится только тогда, когда все будут подчиняться нам. Тебе и мне, Итан!
Что-то здесь не так. Зачем Авроре Сомерсет, английской аристократке и искателю-ренегату, стремиться к чему-то большему, чем измывательства над своими когда-то не добитыми жертвами? Если б я действительно располагал какими-либо полезными знаниями, я не удивился бы, если б она изобразила временный интерес, пока не получила то, что ей нужно, а затем перерезала бы мне горло. Но зачем намекать на возможность долгосрочного партнерства? Я терпеть не мог эту бестию, да и она не испытывала ко мне теплых чувств. Аврора уже видела мой пергамент с молитвами и пока еще не знала, что он все-таки может содержать нечто полезное… Нет, здесь было что-то иное, что-то странное, чего я пока что не мог понять.
– В моей жизни пока что не было места гармонии.
Она начинала терять терпение; ее поза в гамаке потеряла томность, а блеск в глазах сменился с соблазнительного на опасный.
– Ты предпочитаешь сгнить рабом?
– Отпусти моих друзей. И тогда, быть может, я помогу вам с этим вашим зеркалом.
– Итан, моя команда не работает бесплатно, им нужно платить. Твои друзья пригодятся для выкупа. Но вот себя ты все еще можешь спасти. Подумай о себе. Зачем тонуть всем вместе, когда ты все еще можешь выплыть?
Неприятно, что она была столь невысокого мнения о моих моральных качествах и полагала, будто подобное решение моей проблемы могло показаться мне привлекательным, но еще более неприятно, что она оказалась недалека от истины. Вот он я – один, без корней и привязанностей, покинул свою страну, чтобы служить другой, и попался в паутину, сплетенную моей давней любовницей; вот я писаю на грязный пергамент в надежде на то, что последнее приключение под землей было не совсем бесполезным. Да что я сам думаю о себе? Из уст Авроры эта перспектива казалась еще более пустой и мертвой, и, быть может, я смалодушничал бы, будь моложе и незрелее. Те редкие моменты в моей жизни, когда я демонстрировал стойкость своего характера и силы воли, наполняли меня чувством самоуважения – так, может, пришла пора взять это в привычку? Не просто измениться в своем отношении к окружающему меня миру, но начать настоящий проект реконструкции моей давно заблудшей души? Лишь один Бог знает, насколько хорошо мне удается давать себе клятвы и зароки, и лишь Он один знает, как плохо я умею их соблюдать.
