– Сядь. Перевяжи свою рану чистым полотенцем, если найдешь его в своей берлоге. Я загляну в твою кузницу и уйду.
Крупный грубый мужчина затряс головой и рухнул на сундук, чтобы прийти в себя.
В кузнице все было затянуто паутиной. Толстый слой пыли покрывал бочку для углей, наковальню и сваленные кучей инструменты. Всюду были разбросаны кучи металлического лома. И никаких признаков того, что здесь запирали и мучили детей. Наоборот, полное впечатление заброшенности и уныния, как если бы жизнь решила уйти отсюда навсегда. Все это настолько опечалило Ардуина, что ему хотелось лишь одного: как можно скорее выбраться на солнечный свет и покинуть это неприятное место.
Выйдя, он был изумлен представшим перед ним зрелищем. Изголодавшийся пес лежал у самых копыт Фрингана, не проявляющего ни малейшего признака беспокойства. Потрясенный Ардуин приблизился к собаке, ожидая грозного рычания. Но вместо этого громадная дворняга завиляла хвостом.
– И чего ты от меня ждешь, собака? – поинтересовался Ардуин.
Животное встало, по очереди посмотрев на человека, ворота фермы и дорогу.
Венель-младщий поднялся в седло. Он был далеко не уверен в том, что хочет тащить эту псину с собой. Собака не сводила с него глаз. Мэтр Правосудие пустил Фрингана шагом, легонько сжав ногами его бока. Ему показалось, что во взгляде несчастного кабысдоха сосредоточилась вся надежда, какая только есть в мире. Сам толком не понимая, что делает, он коротко свистнул, бросив:
– Ладно, можешь идти с нами. Мы найдем, чем покормить тебя в дороге. И как назвать – тоже.
19
Дансе, октябрь 1305 года
Пес, все еще не имеющий имени, бежал рысцой впереди, часто поворачивая голову, чтобы убедиться, что новый хозяин, которого он сам себе выбрал, следует за ним. Ардуин покормил его в два приема, понемногу, чтобы оголодавшее животное не извергло из себя слишком обильную пищу.
Однако Венель-младший не обращал на пса никакого внимания. Он воскрешал в памяти записи с процесса Эванжелины Какет слово в слово:
«Альфонс Фортен, слуга, засвидетельствовал под присягой, что слабоумная Эванжелина утром в день убийства пришла, чтобы одолжить у него топорик под предлогом того, что ей надо отрубить головы карпам. Она обещала сразу его вернуть и забыла».
Ардуин вспомнил также и запись на полях, сделанную рукою Арно де Тизана: «Фортен выкупил в Дансе ферму средней руки, почти сразу после убийства Мюриетты Лафуа. И опять – на какие деньги?»
Топорик был обнаружен в кустах шалфея в дюжине туазов от дома. Но почему такая идиотка, как Эванжелина, совершив убийство, ушла, чтобы выбросить импровизированное оружие, и вернулась, чтобы сесть рядом с жертвой? Почему она даже не подумала вымыть лицо и руки от крови, которой они были покрыты? Вопросы продолжали крутиться у него в голове.
* * *
Вороной Фринган бежал бодрой рысью по дороге от Ножан-ле-Ротру к Дансе – маленькой деревушке, состоящей из четырех ферм, окруженных лесом. Перед Ардуином наконец показалась церковь Сен-Жуин[146], настолько старая, что все забыли, когда она была возведена. Мальчишка, который, высунув от старания язык, отрезал кусок хлеба, указал ему ферму Альфонса Фортена кивком головы, едва бросив на путника взгляд.
Ардуин въехал в квадратный двор, где было множество людей, занятых делом, что сразу производило впечатление рачительного хозяйства. Двое каменщиков чинили трещину в стене риги, женщина в сабо, наклонившись, вырывала сорняки, выросшие между серыми камнями, которыми был вымощен двор. К палачу подошла девочка примерно десяти лет, с младенцем на руках. Она посмотрела на него любопытным взглядом, одновременно грустным и сердитым.
– Я разыскиваю Альфонса Фортена, мне нужно поговорить с ним, – произнес Ардуин.
– Папа сейчас в поле, – ответила она.
– А мама?
Слезы появились у девочки на глазах.
– Она соединилась с Господом Богом.
Ардуин Венель-младший спрыгнул из седла и подошел к ней, тихо сказав:
– Мне очень жаль.
– Это из-за него, – пояснила она, указав подбородком на задремавшего у нее на руках младенца. – Но мне сказали, что это вовсе не его вина. Что не следует на него за это сердиться. Но она умерла после того, как он вылез из нее[147].
– Твой братик и вправду не виноват в кончине твоей мамы.
– Если б он не родился, она бы не умерла, – упрямо повторила девочка, опустив голову.
К ним вихрем примчалась молодая женщина с пышной грудью, едва не вываливающейся из передника. Вид у нее был на редкость нелюбезный, щеки немного покраснели, пряди волос выбились из-под льняного чепца. Она резким движением отобрала у девочки младенца и бросила:
– А это еще кто?
– А я почем знаю… Хочет видеть папу.
– Я тебе уже говорила, что нечего нянчиться с Антуаном, не надо вынимать его из колыбели. Иди отсюда! – проворчала молодая женщина.
Девочка повернулась и быстро ушла с недовольным видом.
– Кто вы такой? – требовательно произнесла женщина, на которую не произвели ни малейшего впечатления ни благообразный вид незнакомца, ни даже шпага.
– Ардуин Венель, прибыл поговорить с мэтром Фортеном.
– В поле он. Раньше ужина не вернется.
– В каком поле?
Она пристально посмотрела на Ардуина, поджав губы и выражая полнейшее несогласие отвечать.
– А кто вы, позвольте спросить?
– Влажная кормилица[148].
Ардуин удивился, что простая кормилица ведет себя настолько невежливо, даже услышав, что он приехал проговорить с ее хозяином.
– Ну и кислый же у вас характер, молодая особа… В ваших краях люди славятся любезным обращением с приезжими.
Она сощурила глаза и вздохнула, а затем извинилась уже гораздо более вежливым тоном:
– Прошу прощения, мессир. Это потому, что я боюсь.
– Меня?
– Вот ее, – выпрямилась она, указав на жилой дом, в котором скрылась девочка. – Бландина, гадюка проклятая!
– В таком возрасте?
– Я проснулась – и вот, Антуан уже исчез. У меня вся кровь так и застыла. Излишним будет говорить вам, что я кормлю двоих – своего и вот этого. И к тому же должна готовить на всех – и на хозяев, и на работников, а это, знаете ли, нелегко.
